В Германии и в других странах мы уже сегодня имеем
союзы заинтересованных лиц, играющие роль носителей представительских прав. В первую очередь — для консультирования бюрократии: советы по сельскому хозяйству, ремеслу, торговле; в будущем мы, вероятно, встретимся с палатами труда, с железнодорожными советами и т. п. Но ведь как раз по ним можно узнать о том, чего не в силах достичь сегодня профессиональная организация. Неужели кто–то думает, что такие официальные организации могут заменить «Союз землевладельцев», «Центральный союз промышленников», а тем более — союзы работодателей или профсоюзы? Где же тогда на самом деле пульсирует «жизнь» расклассифицированной по профессиям солидарности по интересам? И к тому же в машине нашего законодательства уже есть организации, хотя бы отчасти укомплектованные по профессиональносословному принципу, так называемые верхние палаты. Своих представителей в них посылают преимущественно союзы землевладельцев определенного социального образца («старых и укрепленных имений»), а наряду с ними — торговые палаты, некоторые особенно крупные общины и университеты; в будущем это, вероятно, будут делать ремесленные и рабочие палаты. Такой тип представительства по интересам отличается крайней приблизительностью, но для указанных политических целей он с грехом пополам годится. И вот, политическая наивность наших литераторов, очевидно, воображает, будто посредством накопления и специализации таких представительских прав, наконец, удастся превратить эти верхние палаты в парламенты, где каждый гражданин заседал бы, представляя свои органические профессиональные и жизненные круги — как (вроде бы) некогда происходило в «сословном государстве». Об этом «сословном государстве» мы еще скажем несколько слов. Но ведь главные палаты, которые мы здесь кратко описываем, сегодня (по «идее», но, как правило, не в действительности) служат местами политических дискуссий, во–первых, знатных лиц, а во–вторых, заинтересованных прослоек, по традиции считающих себя влиятельными. Прежде всего, это представители имущих слоев и определенных пользующихся высокой социальной оценкой профессий. Не всегда фактически, но, как правило, по идее, они избираются не с партийно–политических точек зрения. Отсюда тотчас же вытекает решающий момент для естественного положения такой верхней палаты в государстве. Повсюду, где такая палата занимает политически правильное положение, у нее нет как минимум собственного бюджетного права, представляющего собой основу могущества народного представительства, да и в остальном — с политической точки зрения — правовое положение этой инстанции таково, что постановления народного представительства могут опротестовывать ее решения, критиковать эти решения, возвращать их для вторичного рассмотрения, подавать на них в суд, отклонять их и вносить в них поправки; однако же, независимо от того, существует ли на это формальное право, верхняя палата не может в течение длительного времени в политически важных вопросах становиться поперек дороги неоспоримо подавляющему большинству народного представительства под угрозой утраты формальных прав (как сегодня в Англии) или привилегированного положения (как в Пруссии в 1873 году). Это последнее служит отдушиной, устранить которую без политической опасности невозможно, хотя все верхние палаты из–за жажды власти обычно против него протестуют, а прусская палата господ[25] при реформе избирательной системы наверняка будет стремиться к отмене такого коронного права, а по возможности — и бюджетного права, что в политическом отношении привело бы к тяжелейшим кризисам и опасностям, ибо это означало бы, что классовое избирательное право продолжает существовать, хотя и будучи распределенным между двумя куриями, чьи конфликты могут перерастать в государственные кризисы. Мы надеемся, что такие попытки предприняты не будут.