Политические работы 1895–1919

Впрочем, об этом, пожалуй, пока достаточно. Все эти романтические фантазии, которые не заслуживают чести быть серьезно опровергнутыми знатоком, мы упомянули тут лишь потому, что такие совершенно антиисторические конструкции все–таки приносят следующий вред: они еще более усиливают страх немецких обывателей (всех слоев) перед погружением в специфически современную проблемную ситуацию, еще больше удаляя их от реального мира и от политики. Интересно (коснемся, наконец, вкратце и этого), есть ли хотя бы у одного из таких чернильных романтиков ясное представление о сущности реального «сословного государства» в прошлом? Запутанные представления о «членении общества» по «сословным общинам» в соответствии с «естественными профессиями», являющимися носителями «христианской этики братства», и о каком–то «ступенчатом строении» со всемирным монархом–священнослужителем во главе прикрывают абсолютное незнание того, какие реалии в действительности стояли за этой картиной, отчасти позаимствованной из идеологий философской литературы, отчасти же оснащенной весьма современными и рационалистичными организационными понятиями. Ибо эти реалии выглядели совершенно иначе. Действительно характерной чертой так называемого сословного государства было не «органическое» членение общества по «естественным экономическим профессиональным группам», и даже не построение хозяйства по «принципу солидарности». Хозяйство в сословном государстве отличалось от хозяйства современного благодаря чертам, которые вновь обнаруживаются по всему миру при самых что ни на есть разнообразнейших политических устройствах. Правда, эти хозяйственные формы, в противоположность сегодняшним хозяйственным отношениям, делали сословное государство возможным (а сегодня оно не возможно) подобно тому, как в других странах они создавали основу для совершенно иных, тоже уже не возможных, государственных форм. Но этими хозяйственными формами государство не определялось. Дело в том, что для полного и успешного создания сословного государства всего лишь в части Европы необходимой была следующая особенность: присвоение политических прав отдельными лицами и корпорациями по образцу частной собственности на материальные блага, а также организация этими обладателями привилегий (не всегда только это, но всегда преимущественно это) общих собраний ради упорядочения политических дел посредством компромисса. А вот владение замком или же всевозможные полномочия, важные в военном, политическом или финансовом отношении, служили тогда наследственными привилегиями, находящимися в распоряжении индивида совершенно так же, как сегодня разве что корона принадлежит королю. При этом то, что мы сегодня привыкли считать содержанием единой «государственной власти», распадалось на пучки отдельных полномочий, находившихся в руках разных лиц. О «государстве» же в современном смысле тогда вообще еще не было речи. Скорее, для всякого политического действия было необходимо единение этих принципиально самостоятельных по отношению друг к другу обладателей прерогатив, и достижение этого являлось целью сословных собраний. Поэтому в принципе и первоначально они не знали ни голосования, ни постановлений, обязывающих тех, кто не согласен, но — в качестве формы урегулирования дел — использовали «мировую» («сделку», «соглашение»), а на современном языке — компромисс, и притом не только между различными сословными группами, но также и в пределах каждой из них между отдельными обладателями привилегий. Стоит прочесть любые акты таких собраний, как сразу напрашивается вопрос: можно ли управлять современным государством в таких формах? Но ведь эти формы (при всей их текучести в деталях) представляют собой существеннейшие компоненты типа, который тотчас же начинает формироваться там, где в такую структуру начинает проникать ultima ratio избирательного бюллетеня — важнейший (если даже не единственный) признак современного парламента. И лишь тогда возникает современная рациональная форма государственного волеизъявления. В конституционном государстве в решающих вопросах и сегодня государственные дела (например, определение бюджета) как в правовом смысле, так и политически, основаны на компромиссе. Однако же на выборах или же при переговорах какой–либо парламентской корпорации дела в правовом смысле обстоят не так, а если так, то это срывает выборы или подрывает эту корпорацию. Лишь тогда, когда компромисс служил правовой основой политических действий, сословно–профессиональное разделение общества по своей сути являлось тоже уместным. Но не там, где господствует бюллетень для голосования, — не на парламентских выборах.