никогда не был «аристократом» в политическом смысле слова. В противоположность адвокату, он вообще не может отлучаться со службы, и притом чем крупнее его предприятие и чем больше сил оно требует, тем неотлучнее он там должен находиться. Старый торговый патрициат городских республик был прослойкой бессистемных предпринимателей, а отчасти — прослойкой рантье; на этом основывалась его политическая пригодность. Современный же фабрикант, прикованный к непрерывной, напряженной и изнурительной работе на своем предприятии, среди всех представителей имущих слоев являет собой наименее пригодный для политики тип. На этом, в первую очередь, основывается с неизбежностью относительно небольшое — по сравнению с экономической важностью и практическим умом — значение этой прослойки как для политической работы, так и для самоуправления. Тут решающую роль играет не отсутствие «жертвенности» и не «торгашество» (о чем обычно болтают неумные литераторы–моралисты), а имманентная буржуазно–капиталистическому производству и доходу внешняя связанность с трудовым процессом и внутренняя обязанность трудиться на производстве. Сезонный характер сельского хозяйства все–таки оставляет для политической работы, по меньшей мере, зимние месяцы. А вот у всех прослоек, непосредственно вовлеченных в борьбу экономических интересов, недостает еще чего–то, гораздо более важного, так сказать, внутренней способности отлучаться, дистанции от борьбы повседневных частнохозяйственных интересов. Современный предприниматель, в том числе и сельскохозяйственный (в противоположность адвокату), является заинтересованным лицом, постоянно и слишком непосредственно вовлеченным в такую борьбу, и потому не может быть ценным для политики.
На достаточной дистанции от борьбы экономических интересов с незапамятных времен располагается только крупный рантье
. И прежде всего — крупный землевладелец (владетельный князь). Но и вообще обладатель большого рентного состояния. Лишь ему одному присуща необходимая для политики относительная отдаленность от повседневной экономической борьбы, каковую всякий предприниматель должен непрестанно вести за свою жизнь, свое экономическое могущество, сохранность своего предприятия. В противоположность этому, гораздо большая безбедность существования крупного рантье, гораздо большая его отдаленность от будней предприятия — даже если он причисляет крупные предприятия к источникам своей ренты — внешне и внутренне освобождает его силы для политических (государственно– и культурно–политических) интересов, для «светского» образа жизни, меценатства и познания мира в большом стиле. И не то, чтобы он жил в пространстве, «свободном» от экономических интересов. Ничего подобного. Но крупный рантье не включен в повседневную борьбу за существование своего предприятия, не является ни органом такой борьбы, ни носителем плутократических классовых интересов, поскольку он отдален от борьбы актуальных интересов. Лишь прослойка, обладающая такой структурой, могла бы сегодня претендовать на предикат «аристократия» в смысле специфической экономической квалификации.