Политические режимы и трансформации: Россия в сравнительной перспективе

Все точки, которые близки к линии DC, соответствуют режимам с высоким уровнем специфической для режима институционализации. Среди тех из них, которые не проводят выборы, наиболее яркие примеры такого рода дают абсолютные монархии, вроде Саудовской Аравии. Однако даже в таких режимах институционализация может сопровождаться значительным персоналистским компонентом. Авторитарные партийные режимы допускают многопартийные выборы в относительно редких случаях, и они часто являются персоналистскими. Лучшим примером режима, который может быть расположен близко к вершине D, является Китай в течение длительного периода между смертью Мао Цзэдуна и приходом к власти Си Цзиньпина, когда Коммунистическая партия Китая практиковала фиксированные сроки и обязательный пенсионный возраст как средство предотвращения «чрезмерной концентрации власти», но при этом общенациональные выборы вообще не проводились.

Военные режимы, как правило, имеют низкие показатели институционализации. Но несколько латиноамериканских диктатур 1970-х и начала 1980-х годов, например в Уругвае, могут служить примерами относительно стабильных моделей приобретения и распределения власти в соответствии с руководящими должностями в военной иерархии при полном отсутствии электоральной составляющей.

Существует несколько режимов, которые можно уверенно расположить в непосредственной близости от вершины C на диаграмме. Марокко, особенно после того, как в середине 1980-х годов там начали регулярно проводиться выборы на многопартийной основе, является примером монархий такого рода. Бразильская диктатура 1964–1985 годов весьма наглядно сочетала в себе черты военного режима и электорального авторитаризма. Авторитарный режим Мексики, хотя и был партийным по природе, широко использовал ограниченно конкурентные выборы в течение многих десятилетий своего существования.

Все точки, которые близки к оси AB, соответствуют случаям с низким уровнем специфической для режима институционализации. Даже если такие режимы могут быть формально определены как монархии, партийные режимы или военные режимы, такие определения мало что добавляют к нашему пониманию функционирования этих режимов, потому что во всех практических отношениях они являются персоналистскими диктатурами. Например, Жан-Бедель Бокасса пришел к власти в Центральноафриканской Республике в качестве военного диктатора, возглавил политическую партию в однопартийном государстве и провозгласил себя императором незадолго до того, как был свергнут. Эти институциональные повороты не изменили природу правления Бокассы, которое всегда оставалось персоналистским.

Поскольку ни сам Бокасса, ни его партия никогда не участвовали в выборах, этот случай можно расположить близко к вершине А диаграммы. Тем не менее есть много примеров персоналистских диктатур, как исторических (например, режим Альфредо Стресснера в Парагвае и режим семьи Сомосы в Никарагуа), так и нынешних, которые допускали многопартийные выборы. В своем нынешнем виде режим Владимира Путина в России относится к этой категории.

Применимо ли понятие специфической для режима институционализации к персоналистским диктатурам? Если мы говорим о формальной институционализации, определяемой в конституционных или, шире, юридических терминах, то это, безусловно, не так. Тем не менее возможна некоторая неформальная институционализация. Вслед за Брюсом Буэно де Мескита (2003) назовем правящую коалицию персоналистской диктатуры «внутренним кругом». Тогда можно выделить две различные конфигурации этой коалиции.