Дарре опять хочет переговорить со мной. Он стал смотреть в мою сторону после разочарования с Гиммлером. Думаю, что пищу для размышлений ему дала беседа, имевшая место около 4 лет назад. Тогда, по дороге в Берлин, он, явно гордый своей работой в законодательной сфере, рассказывал мне: Г[иммлер] и он поначалу были фигурами слабыми. Они объединились и теперь обрели силу. Есть лишь трезвая власть, а также политика, нацеленная на поиск союзников – в том числе внутри [системы]. Я заметил на это, что занимал бы определенную позицию, независимо от того, разделяют ее другие или нет, лишь в том случае, если я считаю ее глубоко правильной с точки зрения Движения. Я бы отстаивал такую позицию, даже если, в конце концов, остался бы в одиночестве.
Дарре создал для Гиммлера Управление по вопросам расы и поселения[765]
. Затем Г[иммлер] стал начальником полиции при фюрере, Дарре больше не был нужен, и Г[иммлер] его «демонтировал». «Ввиду внешнепол[итической] обстановки» Гиммлер получил полномочия по расселению фольксдойчей, что, с юридической точки зрения, было исконной задачей Дарре. Д[арре] узнал об этих переговорах через третьи инстанции. – Теперь Д[арре] намерен сделать акцент на м[иро]в[оззренческую] сторону, что я могу только приветствовать. Он мог бы курировать институт Высшей школы в Галле[766]. В четверг я приглашу его на чай.8.5.[19]40[767]
Сегодня в обед Гиммлер докладывал фюреру о поведении евреев в Польше. Они – если дать им возможность надзора за их товарищами по расе – превращаются в безжалостнейших надсмотрщиков. К пр[имеру], для них ввели трудовую повинность, но богатые сумели себя выкупить. Они платят за это евр[ейской] общине 20 злотых, эта община нанимает на их место бедного еврея за 3 злотых и выжимает из него последние соки. 17 злотых руководители общины оставляют у себя в кармане[768]
. Фюрер процитировал слова Вагнера. Еще раз было подчеркнуто пристойное поведение норвежцев по отношению к нашим раненым. С учетом этого обстоятельства фюрер хочет вскоре отпустить норвеж[ских] военнопленных. Превосходно! Если бы не предыдущее.Наш «созаговорщик», морской атташе в Осло[769]
также отправил Редеру рапорт о Норвегии, созвучный моему отзыву. ОКВ за подписью Кейтеля шлет мне копию с припиской, что такова и точка зрения фюрера (на правительство Квислинга). Пока я ездил в Рейнскую область, различные люди так наседали на фюрера, что он теперь не в восторге от развития событий. Хватит ли этого для перемен в рейхскомиссариате[770], кажется мне сомнительным. Тербовен и его приятели, в свою очередь, будут противодействовать, строить козни и проч., подчеркивая, что действуют по инструкциям фюрера. Ламмерс еще не говорил с фюрером. Зато Т[ербовен] прибыл к нему сегодня.Иностранная пресса сообщает о ярости папы касательно решения Муссолини остаться на стороне немцев и при надобности выступить вместе с нами. В этом случае говорят о намерении Пачелли[771]
перебраться в Лиссабон! «Osservatore Romano» – ядро всех врагов Г[ермании] и противников Муссолини. Фариначчи[772] потребовал запрета газеты, что вызвало ярость в Ватикане и открытую угрозу объявить Ф[ариначчи] «неверующим». Выпустит ли Муссолини папу – очень спорно. Если война дойдет до Италии, вражда с Ватиканом будет иметь серьезные последствия; ведь фашизм внутренне не способен вести настоящую м[иро]в[оззренче]скую борьбу.Во франц[узской] армии служит более 17 000 священников и орденских духовников, французская церковь триумфально воспевает эту «закваску веры». Хорошо, что у нас ситуация иная, эти люди приносили бы лишь несчастья. Однако то, что они добровольно не встают на службу Г[ермании], отразится после войны в приговоре о позиции католич[еской] церкви. Она, похоже, столь наивна, что не хочет верить в это, иначе она бы как минимум сделала жест [в этом направлении]. Но это и хорошо.
Кроме того: Риббентроп недавно показал мне перевод письма Муссолини Рейно. В нем Муссолини делает особый упор на военно – политический союз с нами и дает неприятную для Рейно отповедь. Очень пристойное письмо, кажется, Муссолини начинает убеждать Италию в необходимости своего политического курса. Встреча на Бреннере[773]
убедила его в победе Г[ермании].