Политический кризис в России: модели выхода

Какие уроки наша страна может извлечь из мексиканского опыта?

Во-первых, он говорит о том, что режимы с доминирующей партией куда более устойчивы, чем персоналистские диктатуры: президенты могут меняться, а элиты способны сохранять власть. Проблема, однако, состоит в том, что такой механизм управления редко создается «по заказу»: опыт Мексики во многом остается исключением, подтверждающим правило.

Во-вторых, мексиканская история показывает, что ключевую роль в смене режима играет ответственная и дееспособная политическая оппозиция, которая обеспечивает передачу власти и меняет правила игры. Но для этого оппозиция должна быть готова к сотрудничеству поверх идеологических барьеров. Она должна опираться на широкую поддержку самых разных социальных групп и искать лидеров, способных завоевать доверие общества.

В-третьих, мексиканский опыт говорит о том, что поэтапная демократизация страны оказывается наиболее эффективным решением, которое позволяет не только минимизировать политическое насилие, но и дает шанс правящим группам прежнего режима. Однажды лишившись власти, они затем вновь могут найти свое место в политике в условиях демократии.

Такое решение, впрочем, наиболее трудное — оно дается лишь в результате опыта участия в честных выборах. А сегодняшние российские власти такой опыт приобретать упорно не желают — гражданам предстоит их принуждать к честным выборам. Этот процесс сложно протекал в Мексике и обещает быть нелегким и в нашей стране.

Советская модель

Может ли нынешний политический кризис затянуться надолго? Или вообще рассосаться? Трансформироваться в застой, когда участники бурных митингов оседают на кухнях, вяло перемалывая в очередной раз события безвозвратно ушедшего дня? Для того чтобы получить ответы на эти вопросы, лучше всего заглянуть в наше недавнее прошлое — в брежневскую эпоху.

Как просидеть в Кремле до старости

На чем держался поздний СССР? На пяти «китах»: отживающей коммунистической идеологии, умеренных репрессиях, высоких нефтяных ценах мирового рынка, консервации старой элиты и «железном занавесе», отсекающем информацию об успехах государств демократического мира.

Для того чтобы народ вел себя тихо и не требовал перемен, лучше всего промыть ему мозги с помощью идеологии, утверждающей, будто мы делаем великое общее дело и страдаем ради светлого будущего. В нынешней России идеологический фундамент режима выстроить так и не удалось. Казалось бы, в этом его слабость по сравнению с режимом коммунистическим. Однако в действительности в брежневскую эпоху идеология явно умирала и не могла играть такой роли, как на заре советской власти. Поколение, сформировавшееся после хрущевской оттепели, уже не верило ни в скорый приход коммунизма, ни в то, что ради этого следует потерпеть нехватку колбасы и дефицит модной одежды.

Советский опыт показывает, что без идеологии в отсталом обществе развитие невозможно, однако длительное медленное загнивание вполне возможно. Избиратель с пустыми глазами идет к урне, осуществляет «единственно правильный выбор», утешает себя тем, что альтернативы-то все равно нет, и запивает тоску водочкой, благо ее поставки режим еще может кое-как обеспечивать.

Материальный фактор при отсутствии идеологии играет большую роль. И в этом смысле для устойчивости советского режима было чрезвычайно важно, что премьер Алексей Косыгин начал в 1960-х гг. активно разрабатывать нефтяные поля Западной Сибири. В 1970-х цены на нефть внезапно рванули вверх, и СССР сумел прилично заработать, экспортируя энергоносители. Хорошая конъюнктура держалась до середины 1980-х, благодаря чему советская власть могла худо-бедно кормить народ, покупая за рубежом огромные объемы зерна.

Энергетический фактор по сей день работает на власть. Если цены на нефть удержатся на высоком уровне, то благосостояние россиян будет никак не ниже благосостояния советских граждан брежневской эпохи. Человек, терпевший режим, заставлявший его ездить за продуктами в крупный город на «колбасной электричке», тем более вытерпит застой в ситуации полных прилавков.

На этот вывод, правда, обычно бывает два возражения.

Во-первых, говорят, что советский режим держался на репрессиях, которые сейчас уже невозможны. А, во-вторых, советский человек не представлял убогости своего существования по причине «железного занавеса». В каком-то смысле и то и другое верно, но роль этих ограничителей не следует преувеличивать.

Юрий Андропов, возглавив в 1967 г. КГБ, существенным образом трансформировал работу карательной машины. Репрессии уже не были массовыми, как в сталинские времена, а самое главное — госбезопасность старалась предупреждать конфликт человека с режимом вместо того, чтобы сочинять истории на манер высосанных из пальца громких дел о врагах народа.