С изменением общества меняется и роль военных. В мире олигархии солдат является радикалом; в мире среднего класса он участник и арбитр; по мере того как на горизонте начинает маячить массовое общество, он превращается в охранителя существующего порядка. Таким – парадоксальным, но вполне понятным – образом, чем более отсталым является общество, тем прогрессивнее роль в нем военных; чем более общество становится развитым, тем более консервативной и реакционной становится роль военных. В 1890 г. аргентинские офицеры основали Лохиа Милитар, чтобы способствовать реформам. Тридцатью годами позже они основали Лохиа Сан Мартин, которая противостояла реформам и в которой был выношен план переворота 1930 г., направленного на восстановление той «устойчивой конституционной демократии», которую подрывала «массократия» президента Иригойена31
. Точно так же и в Турции младотурки в 1908 г. и кемалисты в 1920-е гг. играли весьма прогрессивную, реформаторскую роль, сходную с той, которую приняли на себя военные после Второй мировой войны в других ближневосточных странах. Однако к этому времени военные в Турции вмешивались в политику для того, чтобы помешать приходу к власти нового предпринимательского класса, поддерживаемого крестьянами. Солдаты не изменились; они все еще поддерживали реформы кемалистской эпохи. Но они к этому времени не желали допускать к власти те общественные классы, которые могли внести изменения в эти реформы.Масштабы политизации военных институтов и лиц зависят от степени слабости гражданских политических организаций и неспособности гражданских политических лидеров к решению основных политических проблем, стоящих перед страной. То, в какой мере политизированный офицерский корпус играет консервативную или реформаторскую роль в политике, зависит от уровня политической активности в обществе.
Нестабильность и перевороты, связанные с выходом на политическую сцену среднего класса, имеют причиной изменение характера военных; те, что связаны с активизацией низшего класса, видят свою задачу в изменении общества в целом. В первом случае военные модернизируются и в их сознании укореняются такие понятия, как эффективность, честность и национализм, отчуждающие их от существующего порядка. Они вмешиваются в политику, чтобы подтянуть общество до своего уровня. Они являются авангардом среднего класса и прокладывают ему путь на политическую арену. Они способствуют проведению социальных и экономических реформ, национальной интеграции и в какой-то мере росту политической активности. После того как группы представителей городского среднего класса становятся доминирующими элементами политической жизни, военные начинают играть роль арбитров и факторов стабилизации. Если общество оказывается способным перейти от участия в политике среднего класса к ситуации массового участия с достаточно развитыми политическими институтами (так, как это произошло в Чили, Уругвае и Мексике), военные принимают на себя роль неполитического, специализированного, профессионального института, характерного для систем с «объективным» гражданским управлением. И действительно, среди латиноамериканских стран только в Чили, Уругвае и Мексике не было военных переворотов в течение двух десятилетий после Второй мировой войны. Если же общество вступает в фазу массового участия в политике, не сформировав у себя эффективных политических институтов, военные оказываются вовлеченными в консервативное движение по защите существующей системы от посягательств со стороны низших классов, особенно городских низших классов. Они становятся гарантами существующего доминирования среднего класса. Они, таким образом, являются в некотором роде привратниками на пути к политическому участию в преторианском обществе: их историческая роль состоит в том, чтобы открывать врата среднему классу и закрывать их перед низшими классами. Радикальная фаза преторианского общества начинается с яркого, модернизационного военного переворота, свергающего олигархию и возвещающего приход просвещения в политику, а заканчивается чередой болезненных и болезнетворных арьергардных попыток остановить низшие классы в их движении к высотам политической власти.
Такие вмешательства типа «вето» можно, следовательно, рассматривать как прямое отражение растущего участия низших классов в политике. Более активная роль военных в Аргентине после 1930 г. совпала с удвоением численности промышленного пролетариата с 500 000 до одного миллиона за время немногим больше десяти лет. Аналогичным образом в Бразилии «именно требования, шумно выдвигаемые городской массой, и рост числа политиков, демагогически завоевывающих ее голоса, были тем обстоятельством, которое вернуло военных в политику в 1950 г.». В 1954 г. военные выступили против Варгаса, когда он на пероновский манер попытался «быстро вернуть народную поддержку правительству, раздавая безрассудные обещания рабочим»32
.