Знакомые племяннику наблюдатели за ходом голосования на участке обещали сообщить о выезде из тюрьмы машины с бюллетенями, мы же должны были заблокировать ее и уничтожить мешки с бумагами – фактически, речь шла о вооруженном грабеже. Таких налетов примерно в тот же час в городе должно было произойти с добрый десяток, для большей мобильности мы выбрали мотоциклы. В налете участвовал и один грузовик, который должен был оттеснить автомобиль охраны, а в идеале и скинуть его на обочину. После целой серии таких атак в бой вступали группы Седого, которые захватывали городскую администрацию и другие ключевые учреждения.
Мы почистили и проверили оружие, а в гараже внутри двора сняли декоративный пластик и номера с мотоциклов. Грузовик, кстати, по дешевке купили у нашего бывшего тренера по боксу, который еще в начале обострения событий уехал из города – парни просто сделали ему перевод, а он переслал ключи. С автомобиля тоже сняли номерные знаки.
– Кстати, много людей уезжает, ты сейчас на улице не бываешь, не видишь, во что город превращается, все чувствуют, что надвигается что-то нехорошее, – печально говорил длинный.
Мы договорились, что после того, как грузовик оттеснит машину сопровождения, мы держимся либо с правой стороны автомобиля с бюллетенями, либо сзади: во-первых, стрелять приходилось, удерживая оружие левой рукой, поскольку ручка газа и переднего тормоза управлялись правой, во-вторых – чтоб не попасть под перекрестный огонь друг друга и не прострелить вместо шин автомобиля свои собственные.
Планировать остальные моменты было бессмысленно – слишком много неясного оставалось в этом дерзком плане.
Даже выход на свежий весенний воздух родного города после нескольких недель в квартире пьянил – а уж мотоцикл подо мной казался крыльями, на которых я несся навстречу свободе. Знаменитый район города – тюрьма, а напротив старое кладбище – словно сам намекал на возможное укрытие. Через разрушенную секцию забора мы въехали на территорию мертвых и понеслись по темным аллеям. Грузовик уже стоял припаркованным недалеко от выезда из тюрьмы, мы должны были выскочить на дорогу несколько дальше по направлению движения кортежа с бюллетенями – он направлялся в сторону центра, в здание избирательной комиссии в одном из корпусов администрации города.
– Слушайте, ну эти выборы можно было и не срывать, наверное, явка сорок процентов будет максимум, это ниже всех городов по стране! – восхищался Бегемот, попыхивая сигарой в кладбищенской темноте, и продолжал тыкать пальцем в мотоперчатке в экран телефона, выискивая новости.
Мы стояли на аллее, идущей вдоль невысокого забора. Немного подтянувшись на каменном заборе, можно было увидеть «колючку» высоких тюремных стен через дорогу. Чуть поодаль от нас была калитка, через нее мы могли выехать на дорогу после условленного сигнала. Пистолет крепко сидел в кобуре под левую руку выше пояса, патрон был в затворе, достать оружие и стрелять можно было одной рукой, не отвлекаясь от управления мотоциклом.
Один из наблюдателей с участка время от времени отправлял сообщения племяннику. Этот человек и не подозревал, что нас интересуют вовсе не результаты голосования. Я вспоминал ночь наших главных выборов и свое ощущение скорой победы – теперь я поймал его вновь, немалую роль в этом сыграло и нежелание бывшего шефа, который в сознании горожан оставался одним из городских лидеров, активно выступить против наци. Поговаривали, что из тюрьмы его выпустили на условиях полного молчания, и он, нарушив подписку о невыезде, выехал из страны через Банановую республику тем же путем, что и я. Мы курили и оглядывались по сторонам – охраны на этом кладбище практически не было, однако в случае чего мы могли очень быстро переехать и на другое место.
– Нападение на избирательный участок, – сказал вдруг сухо Бегемот после нескольких часов ожидания. – В другом конце города, что очень хорошо, – добавил он, глядя на экран телефона.
– Надеюсь, вся полиция поедет туда, – довольно загоготал длинный.
– Так, наш шпион написал, что мешки с бюллетенями уже пломбируют, скоро будут выезжать, – сказал племянник. – Будь готов, первого пропускаешь, второй твой, – продолжил он уже в рацию. Оттуда что-то с шипением ответили.
– Ну, пошли!
Рев моторов отразился от каменной стены. После полной тишины даже в шлеме от этого слегка зазвенело в ушах, только длинный, как всегда, был просто в черной вязаной шапочке – мы вновь понеслись мимо могил и замедлились у калитки с выездом на тротуар. За тротуаром были трамвайные пути, затем дорога, и на другой стороне – метрах в трехстах правее – в полутьме виднелся выезд из тюрьмы. Мы понимали, что нам придется внезапно и быстро пересечь полосу встречного движения, но лучшего плана у нас не было.