Читаем Политическое животное полностью

«Банановая республика», как ласково называл свое непризнанное государство Будула, возникла двадцать пять лет назад, когда к власти в их «заречной стране» пришли такие же национально озабоченные переворотчики, как и у нас; жители Востока, региона, граничащего с нашим городом, выступили против, и началась война, знакомая мне по смутным детским воспоминаниям. Повстанцы сумели отбить атаки столичных сил и создали собственное государство – центр его не признавал, поэтому вдоль границ некогда общей территории с Банановой республикой располагались лишь ее такие же непризнанные пограничные посты, столица же делала вид, что никакой границы здесь и нет. Это, кстати, помогло мне легализоваться: в одну из таких же темных ночей я вновь нарушил приграничный режим, на этот раз в компании Будулы – мы проехали в сторону столицы мимо пограничников, представившись гражданами республики, и нас выпустили без проверки документов. Съездив в село «на той стороне» к его родным за бочкой самогона, мы вернулись через другой пост, где я уже оформил официальный въезд в Банановую.

Бумага со сроками пребывания сняла мое напряжение по поводу нелегального пребывания здесь, и тревогу я испытывал, лишь читая новости об очередных арестах наших сторонников, которые либо не сумели бежать, либо решили этого не делать.

Со времени вооруженного конфликта непризнанная республика была печально известна невероятными запасами самого разнообразного оружия – от стрелкового до гранатометов, именно отсюда оно попадало в руки бандитов нашего и других городов, и на одном из наших «революционных собраний» некоторые военные предлагали доставить его как раз отсюда. Так или иначе, но судьба этой необычной территории все более напоминала мне мой родной Юг.

Вечерами я читал новости, с каждым днем все более тревожные. Несмотря на это, я надеялся на скорое возвращение – в дальнейшее осложнение ситуации я не верил. Я старался просто отдохнуть и отоспаться за все бессонные ночи, которых за последние месяцы было так много, а физический труд помогал уснуть быстро, не терзаясь лишними мыслями. Деньги я тратил только на некоторые продукты для общего с Будулой стола и нечастые попойки в местном баре, где все уже знали меня как его племянника – в том числе местные полицейские, уже здоровавшиеся со мной при встрече. Я оброс бородой, хорошо выспался и пока не пытался представлять, как следует действовать дальше. Я просто ждал.

Зима тем временем подошла к концу, снег таял и становилось теплее – погода словно звала на улицу, и потому митинги, на которых успел выступить и я, стали многочисленнее, несмотря на постоянные аресты лидеров. Горожане продолжали собираться на площади, несмотря на давление полиции и безумных уличных банд.

Практически все знакомые мне активисты из этой компании уже сидели в тюрьмах либо отбыли в неизвестном направлении. Как говорил племянник, если что-то и делать, то надо это делать поскорее, пока людей не охватило безразличие и ощущение полной безысходности.

В то же время некоторая апатия успела охватить и меня: простая изоляция от общества и родного города действовала на меня угнетающе. Постоянный труд, конечно, отвлекал, но со временем это становилось все сложнее – глядя на весеннее солнце, я начинал думать, что жизнь проходит мимо меня.


В один из таких размеренных дней мне неожиданно позвонил племянник – обычно мы созванивались вечерами, но телефон я всегда держал рядом. Он регулярно рассказывал мне о новых арестах других лидеров наших движений и постоянных походах парней на допросы, недавно на таком был и он. Когда зазвонил телефон, я как раз откидывал сырный сгусток на большой дуршлаг, устеленный серпянкой – отерев руки от сыворотки, я ответил на звонок.

– Ты вообще новости смотришь сейчас? – будто на бегу, спросил племянник.

– Нет, а что там?

– Местные нацики подключились к приезжим, в центре начались столкновения… – так же сбивчиво прокричал он и сказал название улицы.

Я живо представил себе такой знакомый и родной собор, узкие улочки и центральную площадь, где когда-то сдавал пленки в проявку.

– У них оружие, они разбирают мостовую и забрасывают нас булыжниками, стреляют из ружей. Думаю, пора и мне валить отсюда, мы уже точно проиграли… Горят машины, скорые не успевают увозить раненых, – продолжал он.

На фоне его слов я слышал какой-то шум, хлопки разрывов петард и знакомый мерный стук.

– Слышишь, как тротуар разбивают? Там сотни две человек только «снаряды» готовят, как гномы в рудниках, полиция задерживает наших. Сейчас только и разговоров о том, что Федерация вот-вот введет войска, как на полуостров, и все прекратится.

– Знаешь, теперь мне это не кажется такой плохой идеей, как раньше, сами против армии и полиции мы бессильны… – ответил я.

– Посмотрим, как дальше, люди из столицы говорят, что им нужно скорее «поприжать» ситуацию. Они объявили выборы – тогда их президент уже как законный будет, понимаешь? Надо решить, как действовать, и вообще, действовать ли, – еле слышно на фоне шума столкновений завершил племянник.

– Как там парни?

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжная полка Вадима Левенталя

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза