Я и в самом деле считал, что моя часть контракта выполнена и шеф должен сделать то, что обещал. Но случиться этому было не дано, я это уже знал точно. К тому же меня не прельщало оставаться в команде, которая молча приняла такую несправедливость. Возможно, мне уже надоело все это настолько, что действия шефа просто стали для меня поводом изменить жизнь.
– Мне надо собираться, у меня встреча, – куда-то в сторону проронила она.
– Ухожу-ухожу, – усмехнулся я. – Опять источник?
– Да, источник, встреча по поводу махинаций с квартирами.
– Хорошо, я ухожу.
Пока я одевался, я вновь услышал, что она разочарована.
На улице была прекрасная осенняя погода. Я зашел в кафе рядом с ее домом и заказал кофе. На небольшом столе лежал городской глянцевый журнал, на обложке – знакомые косички. Я крутанул блестящий картон и раскрыл глянец. Середину разворота занимало фото моей художницы, ближе к краям страницы верстка оставила место для обширного интервью. Ее картины получили признание, а среди покупателей уже были первые лица страны. В одном из последних абзацев я расшифровал несколько строк о себе – ну или мне хотелось в это верить. Я листал журнал, как вдруг увидел машину своего товарища, комок стал у меня в горле. Она выскочила и, конечно, сразу направилась к ней. Я видел ее улыбку перед тем, как тонкая ручка хлопнула дверью. «Так вот кто твой источник», – написал я ей сообщение. Ответа не было…
Я ходил по улицам, заглядывал в самые популярные заведения, бары, но не видел ее. Конечно, это было чертовски глупо, но я старался себя чем-то занять. В конце концов, мне теперь вообще нечем было заниматься! Я заходил куда-то, выпивал и двигался дальше. Я звонил, часто и много – она не брала трубку. После большого круга по старому центру я вернулся и полчаса простоял под ее домом, но решил, что это уж слишком унизительно и, главное, мучительно. Я быстро дошел домой и, лежа на кровати, чего-то ждал. Она все же позвонила.
– Ты следишь за мной?
За это время я успел надумать многое, и все, что она услышала, были слова боли и обиды.
– Я не собираюсь продолжать разговор в таком тоне. – Я услышал гудки.
«Ты еще что-то чувствуешь ко мне?» – спросил я в сообщении. – «Нет, пропал интерес». – «Ты теперь с ним?» – «Не задавай мне таких вопросов». – «Ты теперь с ним????» – «Нет, он мой источник».
Наверное, я все же решил пожалеть себя, и прекратил это общение. Сон не шел, я отключался, но просыпался вновь. Накачиваться опять я не хотел – было страшно оставить все без контроля, я хотел понимать, что происходит.
Это было самое необычное утро за несколько лет – хотя почти неделю меня не будил телефонный звонок, сегодня я понимал, что это особая тишина. Возможно, в этот день ее никто и не нарушит, и завтра, и в ближайшее время. Я не заметил, как превратил всю свою жизнь в работу – и даже моя любовь зависела от статуса и положения. Хотелось есть, в холодильнике ничего не было, и появился повод умыться и одеться.
Стоя перед кассой с покупками в руках, я слушал крики покупателя, недовольного работой кассира. Это был парень, на несколько лет моложе меня, одетый как типичный клерк – видимо, он очень гордился своим положением и вообще собой. Несомненно, в этом споре был прав именно он, но, чувствуя правоту, вел себя крайне надменно и неуважительно. Из-за того, что он был прав, никто и не делал ему замечания. Возможно, он был молодым и успешным руководителем, а может, заметным менеджером средней руки, который успел сделать немалое. Но пока он не знал одного – все может мгновенно рухнуть, а излишняя надменность может показаться постыдной даже себе самому. Я вспоминал и прокручивал ситуации, когда мог вести себя так же: тогда мне казалось, что я не выслушивал людей, чтоб сэкономить время и пресечь их ненужное многословие, что я вел себя жестко лишь затем, чтоб ситуация в моих руках разрешалась скорее и эффективнее. Но сейчас во мне рождались какие-то открытия, во многом я стал себе отвратителен.
Телефон все так же молчал – видимо, все уже были в курсе моего разлада с шефом. Я написал журналистке сообщение с просьбой увидеться. Сейчас мне казалось, что она осталась в том мире, мире расчетов, выгод и обоснований, что она не умела любить в моем понимании. Ведь когда я был в центре внимания, любить меня было легко, я был блестящий, нарядный, как большая шоколадная конфета в цветной обертке. А теперь… Теперь все иначе. Она любила не меня в тапочках, жарящего картошку на кухне, а кого-то в костюме, говорящего в микрофон камеры из самой гущи событий. Когда ей стало казаться, что я больше не кровожадная акула и отказался нападать со своим знанием ситуации изнутри, она мгновенно охладела. И теперь она не старалась ни сделать для меня что-то, ни поддержать, ведь у меня ничего не осталось, а терять время попусту – это был не ее стиль. Мои чувства она однажды назвала «безусловной любовью». «А разве твоя любовь ставит условия?» – спросил я тогда. Она не ответила.