Политическое животное

Ее идеальное тело было натренировано годами танцев, она владела им так искусно, что любое ее движение приковывало внимание окружающих. Зеленые глаза всегда были немного печальны, но улыбались и радостно ловили мои слова. Я говорил, что ее волосы хотят жить своей жизнью, она старалась поправлять их, будто школьница форму – потому что так надо. Я же всегда вносил в ее прическу оживление. Когда я появлялся с ней на людях, мне казалось, все кругом недоумевают, что может связывать нас. И тогда, сидя напротив, я ловил себя на мысли о том, что так же не понимаю, чем могу быть интересен этой роскошной женщине, наряженной в меха, элегантно плывущей на каблуках, а куда чаще – веселой, но вдумчивой девчонке, одетой в джинсы мешком и цветные кеды.

У нее было немного времени для меня – семья и события, постоянно бурлящие вокруг, занимали ее постоянно; она была безмерно предана мыслям о воспитании своих сыновей. Я чувствовал эту любовь, кровную преданность, и это притягивало меня еще сильнее. Она всегда хотела меня слушать, а я рассказывал о своих планах, мыслях, важных для меня событиях, и потом мне всегда становилось неловко оттого, что я мало слушаю ее. А она все молчала и смотрела мне в глаза.

До очередных выборов оставалось полтора года, мне предложили должность замначальника штаба одного из кандидатов, куратора медианаправления. Требовалось определять издания для публикаций, наладить мониторинг и все остальное в таком же духе. Публичная деятельность в ближайшее время мне не светила, да я пока и не желал ее. Мои интересы и амбиции сместились в литературную сферу, я привел в порядок все тексты, что писал когда-то, вечерами работал над новыми. Днем эти распечатки держали тонкие пальцы, а я не отрываясь смотрел в невероятно зеленые глаза.

Именно в одну из таких встреч, когда она читала мою писанину, а я потягивал сигару, из-за соседнего стола мне махнул рукой бывший коллега – лет пять назад мы недолго работали в одном коллективе, но до сих пор регулярно общались, поскольку он всегда находился в руководстве разных телеканалов. Он обедал в компании одного из противников моей бывшей команды – как мне рассказала позже одна из его подчиненных, моя незанятость в политических процессах всегда вызывала у них бурное обсуждение, в итоге они и пригласили меня в штаб. Я взял неопределенный срок на раздумье: во-первых, мне очень нравились мои нынешние занятия, во-вторых, моя возлюбленная считала политику грязной игрой, а я все чаще прислушивался к ней. На днях она меня разбудила звонком: «Читал новости?» Я сонно ответил, что не успел, да и не собирался. «А что, собственно, случилось?» Оказалось, несколько моих бывших коллег арестованы – шеф не поделил что-то с могущественными противниками из столицы, ко всему, за прошедшие годы влияние наци в стране весьма возросло. Она порадовалась, что я больше не участвую в этом, и вообще, «порядочных людей в политике не бывает».

Я немного волновался оттого, что то же отношение она когда-нибудь распространит и на меня. И хотя она заметила, что не стрижет всех под одну гребенку, я и сам находил все больший смысл в своих литературных попытках, не стремясь в то же время срочно где-то напечататься или как-то публично проявить какие-то таланты. И это было прекрасное время: осенний воздух и любовь вызывали во мне небывалое вдохновение и подъем, я радовался очень простым вещам. Ко всему, еще и досудебное следствие по делу о взятке закончилось, разбирательство постепенно затихало, все и вовсе шло к тому, что суда не будет – оставался только один вопрос насчет личности таинственного «Седого», благодаря которому мы без особых проблем отделались от полиции. Теперь я просто звонил следователю и говорил: «Сегодня у меня планы на вечер», или даже не звонил, однако выехать за границу я пока не мог, и главными в жизни для меня оставались встречи с любимой женщиной. Зато теперь я мог выходить поздним вечером, и в первую же нашу позднюю прогулку мы впервые были близки, чего я тогда совсем не ожидал.

Она убежала пораньше с чьего-то дня рождения и была одета в слишком легкое для осени черное коктейльное платье, чулки. Ее высоченные каблуки намекали на кофе в приличном месте и прогулку длиной в полквартала, а мы просто приехали на парковку у моря, и она, ни слова не говоря, с какой-то животной откровенностью накинулась на меня. Это мало вязалось с ее образом, давно сложившимся в моей голове, но удивление мое не длилось и секунды, освоился я быстро. А она будто окунулась в свою стихию, не сдерживала стонов и уже совсем не волновалась, слышит ли кто-то ее страсть. С этого момента я делил свою жизнь на две части: до и после этой женщины.