Политика и театр в Европе XX века. Воображение и сопротивление

Слова Шотовера остаются без внимания, и пьеса заканчивается на нигилистской ноте. Ни один персонаж фактически не представляет ничего ценного, и все они принимают собственную гибель. Как пишет Десмонд Хардинг: «Пьеса до сих пор остается замечательным и даже пугающим описанием культурно-исторической травмы именно потому, что, как ни парадоксально, [в ней] “мало что происходит, кроме конца цивилизации”[53]» [Harding 2006: 6].

Полный разрыв между теорией и практикой, культурой и политикой, «Домом, где разбиваются сердца» и «Залом для верховой езды» создал ситуацию, которую можно было избежать в тот момент, когда «премьер-министр должен был сделать выбор между варварством и Капуей. И трудно сказать, какая из двух обстановок больше вредила политике государства» [Shaw 1972: 616][54]. Это было справедливо не только для Англии, но и для всей Европы. Чехов был провидцем, который увидел упадок культурной аристократии в России; для Шоу такая же тенденция существовала во Франции и в Германии. Кризис лидерства, пронизывающий «половину столетия, когда оно уже уходило в небытие» [Ibid.: 620], в большой степени случился из-за нежелания образованных людей встать за штурвал государственного корабля.

Неясно, какое значение следует придавать пониманию Шоу политики, которая привела к войне. Его предположение о том, что жители «Дома, где разбиваются сердца» не должны были уступать политическую власть тем, кто интеллектуально ниже их, противоречит его социалистическому прошлому и политическим убеждениям. Многие представители аристократии осознавали, что их образу жизни приходит конец. Они перестали управлять экономикой и точно так же логично отошли от политики – от надстройки. Как социалист, Шоу должен был не только это предвидеть, но и поддержать: отстранение аристократического класса от политической власти традиционно рассматривалось левыми как признак здорового прогресса. По логике вещей, его гнев и разочарование должны быть направлены не на жителей «Дома, где разбиваются сердца», из-за того, что они уступили власть, а на членов парламента, которые фактически несли ответственность за войну, – то есть обитателей «Зала для верховой езды», которые играли в империалистскую игру «Ястреб – голубь», не заботясь о последствиях.

Именно здесь элитизм Шоу становится совершенно поразительным. Как фабианский социалист, он верил в экономическое равенство, но не в демократию. Его критика демократии, хотя иногда и представлена в пьесах, чаще встречается скорее в его предисловиях к пьесам и другим произведениям. Избирательная система того времени не способствовала чистой демократии, и народные массы были еще недостаточно образованны, чтобы управлять собой. Фабианцы были социалистами не потому, что не верили в аристократию, а потому, что они не соглашались с нынешней правящей аристократией – плутократией помещичьего дворянства и богатых капиталистов. Шоу считал крайне важным, чтобы те, кто находился у власти, – особенно те, кто определял внешнюю политику, – были образованными, с высокими интеллектуальными способностями, а также чтобы они уважали и ценили культуру всей европейской цивилизации. В общем, правящий класс должен был состоять из таких людей, как сам Шоу и его фабианские сторонники. Тем не менее эта группа полностью провалилась, пытаясь творчески осмыслить политическую ситуацию и защитить тех, кто, подобно Шоу, выступал против войны. Внезапное и полное погружение в варварство разбило его сердце.

Возрождение жизненной силы

Оглядываясь назад, Шоу ясно распознал мрачные предзнаменования XIX века. Горячая вера в научный прогресс, нанесшая смертельный удар по религиозной нравственности, имела разрушительные последствия. После первоначальной оценки войны Шоу сформулировал более сложное – и менее целостное – объяснение, рассматривающее одержимость XIX века прогрессом как неизбежно ведущую к огромным разрушениям. Проблема, по мнению Шоу, коренилась в распространенном понимании – или, вернее будет сказать, непонимании – эволюции. Неодарвинизм, популярная версия дарвиновской теории «случайного отбора» (выражаясь словами Шоу), возвысил человечество над областью морали (или за ее пределами): «выживание сильнейших» проложило путь политическому, экономическому и социальному оппортунизму ценой моральных обязательств перед другими людьми или перед обществом в целом. В результате возник безбожный мир, в котором европейские народы, каждый из которых верит в свое превосходство над другими, без колебаний вступали друг с другом в борьбу на выживание. Раз начав, они не могли остановить конфликт, ибо для них не существовало логики или убеждений, на основе которых можно было прекратить огонь. Только истощение могло замедлить темп событий, которые развивались до капитуляции Германии в 1918 году.