Политика постправды и популизм

Поскольку далеко не каждая новость «легитимируется» судебным решением, обычно в качестве средства определения новости как «правдивой» или «фейковой» предлагается процедура факт-чекинга⁷³. Но проверка фактов возможна далеко не всегда, а не обладающий всей полнотой информации эксперт, устанавливающий подлинность новости, в любом случае вынужден доверять одним источникам больше, чем другим. В условиях интернета, скрывающего за аватарами и никами подлинные личности пользователей, которые и могут выступать ньюсмейкерами, подобный факт-чекинг еще более затруднен.

Так как интернет остается средой, не подчиненной суверенитету какой-либо одной страны, а в настоящее время также представляет собой пространство борьбы ряда стран за контроль над коммуникацией в сети, проблема легитимной правды выходит на новый уровень. И если в условиях немассового Веб 1.0 проблема бы решалась достаточно просто — установлением правового контроля над определенными ресурсами, то возникновение глобальных социальных сетей и других интернациональных ресурсов Веб 2.0, не предполагающих возможностей для «сегрегации суверенитета», привело к вопросу о том, чьи правила регулирования коммуникации будут основополагающими для подобных сайтов.

Отсутствие арбитра продуцирует ситуацию, при которой статус «фей-ковой новости» является в большей степени идеологическим ярлыком, нежели феноменом, относящимся к парадигме «истина — ложь».

Вопрос о необходимости управления легитимацией новостей в интернете неизбежно возник после скандальных выборов президента США в 2016 г., избирательная кампания на которых носила достаточно грязный характер. Как показало исследование, посвященное анализу коммуникации в американских социальных медиа в период президентских выборов, в момент избирательной кампании количество фейковых новостей стало стремительно возрастать с мая — июля 2016 г., а в августе — ноябре превысило число «мейнстримных» новостей⁷⁴. Этот факт представляется значимым и фиксирует степень накала политической борьбы в новых условиях онлайновых кампаний, однако сами публикации, которые представили данные вышеуказанного исследования, интерпретируя ситуацию на выборах, зачастую демонстрировали опору на недоказанные факты, которые также можно было трактовать как «фейки», но они выдавались этими медиа как сами собой разумеющиеся. Показателен и концептуальный дискурс исследования, где фейковые новости противопоставляются «мейнстримным» новостям, тем самым переключая внимание с легитимации конкретной новости к легитимации повестки дня и структуры коммуникации в целом, что как раз и характерно для пространств «постправды».

Политическая ангажированность некоторых ресурсов Веб 2.0 прослеживалась задолго до большого конфликта вокруг выборов 2016 г., но вышла на совершенно новый уровень именно в контексте противостояния Трампа и Клинтон на фоне раздуваемого скандала вокруг так называемых русских хакеров.

В 2016 г. после провала американских демократов М. Цукерберг сделал заявление о том, что «команда Facebook уже занялась разработкой сервиса, который позволит помечать новости, предположительно являющиеся выдумкой»⁷⁵. Дальнейшая передача прав на экспертизу для маркирования новостей исследовательскому коллективу Correctiv вызвала резкую критику со стороны представителей медиасообщества⁷⁶. Подобные механизмы создавали возможность насаждения в этой социальной сети пространства «постправды».

В результате Facebook начал тестировать для определения фейкового содержания специальную функцию индикаторов доверия (Trust Indicators), позволяющую пользователям узнать данные о владельцах, распространяющих контент медиа⁷⁷.

Безусловно, что подобные изменения в редакционной политике социальных сетей связаны с политическим давлением на них. Огласку получил, например, скандал, когда ряд критиков России заявил, что социальная сеть LinkedIn склонна доверять обвинениям их противников, в то время как те обвинения, которые выдвигались самими оппонентами России (прежде всего, речь шла о стандартных обвинениях в том, что их виртуальные визави выдают себя за других людей, что запрещено правилами ресурса, и

на самом деле являются гражданами России), администрацией ресурса не были поддержаны⁷⁸.

Однако если в вышеприведенном случае речь идет о персональных конфликтах в сети, то наиболее существенное влияние оказывает все же институциональное давление. В октябре 2017 г. британский парламент запросил у Facebook информацию о вмешательстве России в референдум по Брекзиту⁷⁹. И хотя Facebook смог подтвердить российские траты на рекламу как смехотворную сумму в 97 центов, в дальнейшем британский парламент пригрозил Facebook и Twitter санкциями в случае отказа в сотрудничестве.