Политика постправды и популизм

В научной литературе обращалось внимание на определенную взаимосвязь понятий «популизм» и «народничество»¹⁸⁶. Следует согласиться, что при всех различиях у этих явлений есть немалое сходство. И популизм, и народничество объединяет ориентированность на народные массы, апелляция к социальным низам, призывы к установлению социальной справедливости и выдвижение утопических проектов изменения общественных отношений. Но если популизм — это, как правило, феномен публичной политики, то народничество может быть представлено также идейно-политическими концепциями, не связанными напрямую с массовыми политическими действиями.

Россия по праву может считаться родиной народничества как типа политической идеологии и политической практики. Возникновение народничества относится еще к середине XIX в. и связано с деятельностью таких русских социальных мыслителей, как А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский и др. На протяжении большей части второй половины XIX в. народничество оставалось ведущей силой зарождавшейся и развивавшей оппозиции по отношению к самодержавному царскому режиму. Центральной идеей русского народничества была идея об особом пути развития России, отличающемся от развития стран Западной Европы. Этот особый путь обосновывался сохранением в русской деревне общинного уклада, что позволяло народникам мечтать о возможности торжества в России идей социальной справедливости. В зависимости от того, каким путем народничество предлагало достичь поставленных целей, оно распалось на несколько течений — от радикально-революционного до либерального. Однако при отсутствии в тогдашней России условий для открытой, публичной политической деятельности русское народничество не стало массовым политическим движением.

Революционное народничество после провала своего проекта «хождение в народ» вступило на путь индивидуального террора. Однако оно так и не смогло добиться поставленной цели — крестьянской революции и социалистического преобразования российского общества на основе общинных традиций. Разочаровавшись в терроризме, часть революционных народников обратилась к марксизму, получившему распространение в Западной Европе. На фоне других социалистических концепций, включая русское народничество, марксизм в XIX в. выглядел фундаментально обоснованной системой взглядов. Социализм в его марксистской форме превратился, по словам Ф. Энгельса, «из утопии в науку». Социалистическая революция, по мнению основоположников марксизма, должна была стать результатом объективного процесса социально-экономического развития, а не результатом деятельности группы решительных людей, готовых по своей воле менять общественные отношения.

Первые русские марксисты считали, что Россия еще не прошла необходимого периода капиталистического развития и поэтому не готова для социалистической революции. Критикуя своих недавних единомышленников, Г. В. Плеханов указывал, что их установка на социалистическую революцию в отсталой стране может привести к трагическим последствиям для самих революционеров¹⁸⁷. При этом Плеханов ссылался на работу Ф. Энгельса «Крестьянская война в Германии», описывающую сходную си-туацию¹⁸⁸. Энгельс считал, что революционеры, пришедшие к власти раньше, чем созрели условия для господства того класса, который они пред-

ставляют, будут вынуждены реализовывать требования не этого класса, а того класса, для господства которого условия уже созрели. Впоследствии Г. В. Плеханов использовал те же аргументы, критикуя взгляды представителей леворадикального крыла российской социал-демократии — В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого, допускавших возможность не «буржуазной», а «социалистической» революции в России. По сути, Плеханов говорил о том, что на пути реализации замысла русских радикалов стоят структурные ограничения, которые, как отмечалось выше, мешают и достижению целей популистских движений. Как показывает российский опыт, такие структурные ограничения могут быть преодолены, но последствия такого преодоления могут быть неожиданными.

Элементы популизма можно отметить у многих политических лидеров и политических движений в период радикальных революционных потрясений. В эпохи великих революций сама психологическая атмосфера стимулирует появление, с одной стороны, людей, дающих заведомо невыполнимые обещания, с другой — людей, готовых этим обещаниям верить¹⁹⁴. Так было во времена Великой французской революции и во времена Великой русской революции, начавшейся в феврале 1917 г. Откровенно популистская демагогия была присуща анархистам, получившим в тот период заметное влияние среди некоторых общественных групп, которое, впрочем, довольно быстро исчезло. Популистские приемы использовали и большевики для завоевания на свою сторону масс и для захвата, опираясь на них, политической власти. Лозунги большевиков летом и осенью 1917 г. были до предела упрощенными и рассчитанными на то, что бы быть доступными для понимания малообразованным слоям рабочих, крестьян и, особенно, солдат и матросов.