Политика постправды и популизм

Пример этому — президентская избирательная кампания во Франции в 2017 г. В ходе этой кампании были предприняты серьезные усилия для обеспечения победы М. Макрона как приверженца господствующих в Европейском союзе неолиберальных ценностей. Сначала был дискредитирован основной правоконсервативный кандидат Ф. Фийон, а затем осуществлена мобилизация избирателей против вышедшей во второй тур М. Ле Пен — лидера правопопулистского Национального фронта. Структурные ограничения, стоящие на пути популистских движений, как будто преградили им путь еще на подходе к вершинам власти. Но, вместе с тем, победа либералов во Франции может оказаться пирровой. Как справедливо отмечает российский политолог А. Орлов, в соответствии с господствующей на Западе либеральной парадигмой «все те, кто выпадает из „матричного диапазона демократии“, объявляются популистами и „ультра“, неважно — „уль-тралевыми“ или „ультраправыми“. Если взять в качестве примера недавние президентские выборы во Франции и сложить голоса „крайне правой по-пулистки“ Ле Пен и „крайне левого популиста“ Меланшона, полученные в ходе первого тура, то в сумме они составят 42 % (а с голосами других подобных „сомнительных“ кандидатов, собравших меньший улов голосов, и того больше), и получается, что данная прослойка электората вообще не учитывается „матрицей“ как существенная. Иными словами, современная западная либеральная демократия готова воспринять только „правиль-ные“ голоса, а остальные политические персонажи рассматриваются ею лишь как участники процесса, но вовсе не как реальные конкуренты в борьбе за власть»¹⁹⁹. Между тем эти люди, думающие иначе, чем хотелось бы либеральным элитам, существуют, они еще скажут свое слово. Именно поэтому проявление популизма во всех его формах остается неизбежным со всеми присущими этому феномену проблемами и рисками.

ГЛАВА 10. «ПОПУЛИЗМ ИДЕНТИЧНОСТИ» В СОВРЕМЕННОЙ ЕВРОПЕ

§ 1. Почему политический успех имеет «популизм идентичности»?

На рубеже нового тысячелетия в полной мере проявилась новая общеевропейская политическая тенденция. Суть ее — в смещении оси конфликтности из социально-классовой сферы в сторону этнонациональных и этноконфессиональных отношений. Это привело к появлению наряду с партиями национальных меньшинств партий популистской «третьей силы», которые стремятся занять свою нишу в политической жизни и не без успеха борются за власть и влияние как с традиционными левыми, так и с традиционными правыми системными партиями. «Налицо многочисленные популистские движения радикальных правых националистов, которые существуют во многих европейских странах. И в Европе, и за ее пределами националистические движения, цель которых — развить чувство единства нации перед лицом „других“, „чужаков“, — представляют собой мощную политическую силу», — констатирует Дж. Шварцмантель²⁰⁰.

По утверждению У. Кимлики, «в 1980-е гг. мейнстримовые правоцентристские и левоцентристские партии пришли к консенсусу по некой форме мультикультурализма — этот консенсус во многом опережал общественное мнение. Таким образом, в силу понятных, даже похвальных причин мейнстримовые партии решили, что не будут обсуждать эти вопросы публично — отчасти из опасений, что общественные дебаты спровоцируют выражение нативизма и популизма, направленные против иммигрантов, вследствие чего последние почувствуют себя лишними. Поэтому существовало некое негласное соглашение — между представителями не только политической, но и деловой и информационной элиты — о том, что к мультикультурализму нужно идти молча, не объясняя его общественности»²⁰¹. Однако публичная политика западноевропейских государств, ориентированная на поддержку этнокультурной особости, привела к абсолютизации этнических, культурных и конфессиональных составляющих идентичности, которые выстраивались прежде всего на отличии от других. Это, в свою очередь, привело к росту отчуждения членов принимающего общества от иммигрантских общин, которые все в большей степени превращались в закрытые анклавы. Позднее именно эти обстоятельства сделали политику мультикультурализма уязвимой, что и создало возможности для выхода на политическую арену правых популистских антииммигрантских партий. И поскольку политики мейнстрима в Европе зависят от голосов избирателей, которые все чаще стали отдавать их правым популистам, постольку сегодня это негласное соглашение уже не действует. В 2010 г. лидеры трех ведущих стран Европы — Германии, Великобритании и Франции — провозгласили «крах политики мультикультурализма», после чего реальная иммиграционная политика, по словам Пола Коллиера, «колеблется между политикой открытых дверей, за которую выступают экономисты, и политикой закрытых дверей, предпочтительной для электо-рата»²⁰², а мейнстримовые партии европейских стран зачастую перехватывают лозунги и идеи правых популистов.