Политика постправды и популизм

Представитель правящего истеблишмента, экс-министр экономики, промышленности и цифровых технологий в правительстве М. Вальса (2014-2016), молодой, хорошо образованный бюрократ (выпускник элитарной Национальной школы администрации — ENA), человек с интересной личной биографией, Э. Макрон успешно воспользовался популистскими методами для завоевания своего электората. Некоторые эксперты даже отмечают наличие в его политическом арсенале инструментов из области иррационального, основанного на чувствах и мистических материях. «Это огромная ошибка — не говорить в политике о любви, поскольку, считаю, у политики есть эмоциональная, иррациональная сторона, нужная лю-дям»²⁵², — приводит автор биографии французского президента его собственные высказывания по этому поводу. Так, например, на встрече с избирателями в Тулоне 18 февраля 2017 г. он признался в своем выступлении в любви к французам, используя при этом аналогии с выступлением Ш. де Голля, которого считает свои кумиром: «Поскольку я хочу стать президентом, я понял вас, и я вас люблю»²⁵³. В этом пассаже Макрон делает отсылку к знаменитой фразе, произнесенной де Голлем 4 июля 1958 г. в Алжире: «Я понял вас!», дополняя ее еще более эмоционально окрашенным популистским признанием.

Апеллируя к насущным проблемам французского общества и демагогически критикуя власть за ее промахи уже в качестве антисистемного политика, он предложил французам открытую проевропейскую модель идентичности; тем самым популизм был как бы отозван у националистов и технологически использован для продвижения европейской интеграции, а также экономической и политической глобализации. В своем интервью от 19 марта 2017 г. газете Journal du Dimanche (JDD) Эммануэль Макрон заявил, сравнив себя при этом в очередной раз с Шарлем де Голлем, что при желании его могут называть популистом, но не демагогом, поскольку он не обманывает людей, и что его совершенно не смущает то, что его называют популистом: «Если быть популистом означает говорить с людьми без использования различных механизмов, то я хочу быть популистом. С этой точки зрения, им был де Голль. Но не стоит путать это с демагогией. Поэтому, если хотите, называйте меня популистом. Но не называйте меня демагогом, потому что я не обманываю народ»²⁵⁴. В этом смысле только время покажет, насколько данный вариант центристского популизма, пришедший к власти в лице Э. Макрона, окажется действительно способным прервать традицию обреченности «политического центризма», характерную для Пятой республики²⁵⁵.

Таким образом, в рамках последней президентской кампании во Франции произошло схождение на политическом поле сразу трех разновидностей популизма: правого, центристского и левого, что представляется действительно беспрецедентным явлением не только для французской, но и современной европейской политики в целом. Так, на наших глазах оформляется общеевропейский феномен многообразия популизма по всему спектру. При этом популизм подвергся существенной реновации и превратился в одну из современных технологий, активное использование которой в политической борьбе постепенно становится символическим маркером для выстраивания эффективной линии по достижению избирательного успеха и легитимации новых условий политического порядка. Как верно спрогнозировал в своей аналитической записке, составленной еще в 2016 г. накануне президентской кампании во Франции руководитель Центра французских исследований Института Европы РАН, профессор Ю. И. Рубинский, «партийно-политическая система Франции вступает в период переформатирования: биполярная структура уходит в прошлое, уступая место в 2017 г. более фрагментарной, и, соответственно, появлению различных вариантов формирования президентского и парламентского большинства. Заметно эволюционируют и сами критерии принадлежности партий к левому или правому лагерям. Водораздел между ними все больше проходит по отношению к глобализации и евростроительству, национальным или международным приоритетам»²⁵⁶.

ГЛАВА 12. ПОПУЛИЗМ И ТИРАНИЯ: СЛУЧАЙ ФЕРДИНАНДА МАРКОСА В СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ

§ 1. «Постправда», популизм и тирания

Хотя феномен «постправды» (или «постистины») совсем недавно попал в центр внимания исследователей наук об обществе, данный феномен может быть обнаружен уже в глубокой древности. Его можно сопоставить с различием «риторики» и «философии» в рамках древнегреческой политической философии. Конечно, именно для современных обществ феномен «постправды» создает серьезную угрозу в силу социальной интеграции современных обществ посредством СМИ. Если в рамках древнегреческой политической философии существовало представление о превосходстве «философии» (или «истины») над «риторикой» (или «постправдой»), то в наше время усиливается понимание важности «риторики» и даже превосходства ее над «истиной»²⁵⁷.