Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность

В то же время, однако, в регионах, которые считаются мусульманскими, запрет на хиджабы фактически не действует. Власти Татарстана официально запретили лишь ношение «атрибутов одежды, закрывающей лицо», в Башкирии запрет на посещение школ в платках имеет «рекомендательный характер»[332], а в Чечне ношение женщинами хиджаба с определенного возраста вообще является обязательным. В январе 2017 года чеченские власти публично раскритиковали описанную выше ситуацию с ношением мусульманских платков в российских школах, назвав запрет на хиджабы «ущемлением прав человека». Вскоре после этого местный парламент принял поправку к республиканскому закону «Об образовании», позволяющую учащимся носить любую религиозную одежду и символику[333]. Примечательно, что официальный Кремль устранился от участия в дискуссии, хотя ранее в аналогичных случаях высокие чиновники не уставали напоминать о светском характере Российского государства.

В России — опять-таки за исключением регионов с компактным проживанием мусульман — можно наблюдать столь же болезненную реакцию на проекты строительства мечетей, какая часто наблюдается в Западной Европе[334]. Так, в Москве жители различных районов (в Текстильщиках в 2010 году, в Митине в 2012 году) активно протестовали против планов строительства мечетей, и каждый раз столичные власти были вынуждены отказываться от первоначальных намерений. В результате ли протестов или в результате позиции властей, использующих такие протесты для оправдания собственной пассивности, но в Москве с ее значительным мусульманским населением (как «автохтонным», так и мигрантским) на 2018 год насчитывалось всего лишь четыре крупные мечети, при наличии пяти крупных синагог и 1100 православных храмов и часовен.

МИГРАНТЫ-МУСУЛЬМАНЕ: ОТ ИГНОРИРОВАНИЯ К ПРОБЛЕМАТИЗАЦИИ

Мусульманская принадлежность определенной части российских иммигрантов (прежде всего выходцев из Средней Азии) до самого недавнего времени не являлась сколько-нибудь значимой темой общественных дискуссий. Исключение составляли ультранационалистические организации. Так, ныне запрещенное Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ) называло массовую трудовую миграцию из мусульманских стран Центральной Азии «питательной средой для вербовки террористов»[335], а один из организаторов «Русских маршей» Александр Севастьянов выступал с заявлением, что если существующая миграционная политика не изменится, то российские города вскоре будут «оккупированы этническими мусульманами»[336]. На самих «Русских маршах» также периодически звучали антиисламские лозунги, хотя они не являются основными для их участников[337].

Трудовые мигранты из постсоветских государств, принадлежащих к исламскому культурному ареалу (в частности, из Средней Азии), воспринимались и властями, и широкой публикой скорее в этнических, чем в религиозных терминах. В сознании рядового россиянина первых двух постсоветских десятилетий выходцы из этих регионов выступали как «киргизы», «таджики», «узбеки» и т. д., а не как «мусульмане»[338]. Этническая идентификация доминирует над конфессиональной и в сознании самих мигрантов — не случайно мигрантские организации, возникающие в России, образованы по этнонациональному, а не по конфессиональному признаку («Таджикские трудовые мигранты», многочисленные «национально-культурные автономии» федерального, регионального или городского уровня[339]).

Однако начиная с 2010‐х годов ситуация меняется. Исламская аффилиация среднеазиатских мигрантов становится темой публичных дебатов.

Почему это произошло? На наш взгляд, здесь сыграли роль три переплетающихся друг с другом фактора. Первый — растущая «видимость» мигрантов-мусульман. Поскольку число мечетей, имеющихся в российских мегаполисах, несоразмерно мало по отношению к числу потенциальных прихожан, во время больших мусульманских праздников вокруг мечетей возникает настоящее столпотворение. Сотни молящихся прямо на улицах — зрелище, вызывающее у рядовых горожан чувство дискомфорта. Второй фактор — активность телепропагандистов, многократно усиливших это ощущение своими ток-шоу на тему «исламизации Европы». Третий — череда терактов (как готовившихся, так и осуществленных), исполнителями которых оказывались граждане среднеазиатских государств. Какую реакцию в обыденном сознании влечет за собой эта связка, говорить излишне.

Дальнейшее развитие ситуации во многом будет зависеть от позиции российских мусульман. А именно: будут ли они видеть в среднеазиатских мигрантах единоверцев, а значит, солидаризироваться с ними, защищая их от стигматизации, или же, напротив, предпочтут присоединиться к социокультурному мейнстриму, которому свойственно настороженное и даже негативное отношение к «гастарбайтерам» из Средней Азии?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ