Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность

Однако релятивизация теории секуляризации не означает, что на ее место приходит концепция, утверждающая прямо противоположное. Как отмечает авторитетный религиовед Х. Казанова, при всех разговорах о постсекуляризме «процесс секуляризации во многих европейских обществах, возможно, достиг точки невозврата»[352]. Сам П. Бергер уточнял, что последствием модернизации является не столько исчезновение религиозной составляющей из сознания людей, сколько возрастающая «плюрализация»: возникает ситуация, при которой внутри одного и того же общества сосуществуют различные верования, ценности и мировоззрения (как религиозные, так и светские)[353]. Согласно удачной формулировке российского исследователя, «постсекулярное не означает антисекулярного, мы не имеем отказа от секуляризма, скорее это какие-то новые гибридные формы социальности, в которых секулярные моменты сочетаются с возрастанием роли религии в современном мире»[354].

В контексте нашего исследования важно отметить следующие три момента.

Во-первых, «постсекулярная ситуация» не затрагивает институциональных основ сложившегося в современном мире секулярного порядка, в рамках которого государство отделено от церкви[355]. Принцип секуляризма остается действенным в подавляющем большинстве стран. Немногочисленные теократические режимы, такие как Иран после исламской революции 1979 года или Саудовская Аравия, представляют собой исключения, подтверждающие правило.

Во-вторых, не существует корреляции между степенью секуляризованности общества и конкретной формой секуляризма, которой придерживается государство. Так, в Соединенных Штатах общество значительно менее секуляризовано, чем в Европе, тогда как государство, напротив, более секулярно (оно строже проводит принцип отделения государства от религии, чем большинство европейских стран — за исключением Франции[356]).

В-третьих, единой модели секуляризма попросту не существует.

МНОЖЕСТВЕННОСТЬ СЕКУЛЯРИЗМОВ

В современной социальной науке накопился солидный пласт литературы, в которой предлагаются различные подходы к осмыслению феномена секуляризации вообще и организации государственно-конфессиональных отношений в условиях секуляризма в частности[357]. В силу известных особенностей истории России (мы имеем в виду прежде всего советский режим с присущим ему государственным атеизмом) нашу страну непросто уместить в эпистемологическую рамку, сформировавшуюся в западном контексте. Суть секуляризации в том виде, как она протекала на Западе, схвачена известной ницшевской формулой. Однако ситуация «смерти Бога» принципиально отлична от ситуации, в которой его существование вообще не допускалось. Общество, которое постепенно отдалялось от церкви (секуляризировалось), — это одно, а общество, которое сделалось религиозно индифферентным в срок, не превышающий жизни одного-двух поколений, — совсем другое.

И все же будет небесполезным попытаться приложить к российскому случаю те типологии секуляризма и секулярности, которые сложились в англоязычной исследовательской литературе. За основу мы возьмем типологию, предложенную в конце 1970‐х годов в работе британского социолога Дэвида Мартина[358] и ставшую за истекшие десятилетия хрестоматийной. В качестве характеристик, позволяющих относить конкретные страны к той или иной «модели» секулярности, выделим следующие[359]:

1) высокая/низкая степень религиозного плюрализма;

2) высокая/низкая степень антиклерикализма;

3) высокая/низкая степень посещаемости богослужений;

4) светская/полусветская система образования (присутствие религии в образовательных программах государственных школ);

5) характер связи государства с церковью;

6) существование религиозных политических партий.

В результате получаем следующие «модели» (см. табл.).

^{* С поправкой, что в ряде южных штатов в школьных программах по биологии вместо теории эволюции преподается креационизм; власти таких штатов отказываются от федеральной субсидии на развитие образования (порядка 50 млн долларов в год), лишая тем самым центральные власти рычага воздействия на свою образовательную политику.}

Три из шести параметров данной типологии не позволяют адекватно описать российский случай, однако еще три вполне для этой цели пригодны.