Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность

На момент написания этой статьи во всех территориальных структурах ФСИН (их 85, сообразно количеству российских регионов) функционировало Управление по организации работы с верующими. В 2015 году по инициативе Минюста в законодательство были внесены поправки, гарантирующие право заключенных на неограниченное число личных встреч со священнослужителями. Тогда же во всех территориальных управлениях ФСИН появились должности помощника начальника управления по работе с верующими, который курирует тюремные храмы и деятельность священнослужителей всех конфессий в местах лишения свободы в своем регионе. На местах же, в конкретных исправительных учреждениях, священнослужители работают на основании соглашений о сотрудничестве, подписанных ФСИН со всеми «традиционными» конфессиями, а также с Российским союзом евангельских христиан-баптистов (sic!).

Интересно, что практически во всех регионах должность помощника начальника управления ФСИН по работе с верующими занимают представители РПЦ. Исключение составляют лишь некоторые исламские республики (Башкортостан, Татарстан, Дагестан, Чечня) — там аналогичную должность занимает светское лицо.

Больницы

Важным моментом во взаимоотношениях между представителями конфессий и учреждениями здравоохранения стал 2011 год, когда было выпущено официальное письмо главы Минздравсоцразвития РФ Татьяны Голиковой на имя председателя отдела по церковной благотворительности и социальному служению РПЦ с разъяснениями о том, что недопуск священнослужителей к пациенту, в том числе в реанимацию, «противоречит не только нормам закона, но и нормам морали»[369]. Это письмо сильно облегчило религиозным организациям работу в российских больницах. Сегодня больничные храмы или, например, мусульманские молельные комнаты на Северном Кавказе или в Поволжье — явление довольно распространенное.

Подводя итоги этого раздела, выделим два момента.

Во-первых, на законодательном уровне государство достаточно четко регламентирует допуск религиозных организаций к публичным институтам. Такой доступ возможен только в случае, если он не нарушает принципов светскости государства и свободы совести[370].

Во-вторых, различные конфессии в России имеют неравный доступ к публичным институтам: в привилегированном положении находятся так называемые «традиционные» религии, а среди них неформальное место первого среди равных принадлежит православию. Именно здесь мы переходим к той особенности российского секуляризма, которую можно обозначить как «управляемый плюрализм» вслед за исследователем этой проблемы Перри Глэнзером[371]. Его суть состоит в том, что вместо «рынка религий», на котором различные конфессии и верования свободно конкурируют друг с другом, имеет место ситуация, при которой государство решает, какие именно религии будут признаны «респектабельными», кто из них получит определенные преференции и в каком объеме, а кто, напротив, будет маргинализирован. Таким образом, при внешней плюралистичности религиозной сферы и наличии официального дискурса о «российской многоконфессиональности» и уникальном опыте «межрелигиозного диалога» в нашей стране состав полноценных участников этого диалога сформирован правящей бюрократией. Само же религиозное поле предстает как управляемое «сверху» через систему поддержек и ограничений.

УПРАВЛЯЕМЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ

Принятый в 1997 году закон «О свободе совести» закрепил статус «традиционных» за четырьмя религиями и специально выделил среди них православие (в аналогичном законе 1990 года это разделение отсутствовало). В преамбуле закона подчеркивалась «особая роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры», тогда как про другие религии было сказано, что они составляют «неотъемлемую часть исторического наследия народов России». Разделение религий на «традиционные» и «нетрадиционные» имело далекоидущие последствия. Для первых оно стало основанием их государственной поддержки, для вторых — инструментом их маргинализации, а иногда и применения открытых репрессий. Достаточно вспомнить о правовых проблемах, которые регулярно возникали у баптистов, кришнаитов, иеговистов, сайентологов и т. д. (логичным следующим шагом стал законодательный запрет в 2017 году российского отделения «Свидетелей Иеговы»).