Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность

(1) Реконструированные институты отличаются от институтов, существующих непрерывно, примерно так же, как «новодел» в архитектуре отличается от сохранившихся аутентичных построек. «Восстановленные» здания, конечно, могут произвести определенное впечатление на зрителей, но они лишены того безошибочно считываемого заряда, который несут в себе здания исторические. Этой метафорой мы хотели бы подчеркнуть выдвинутый выше тезис о реконструкции институционализированной религии в постсоветской России[429]. Ситуация, когда религиозные символы и нарративы рутинным образом присутствуют в жизни общества (даже если они утратили свою былую значимость), — это не тот случай, когда данные символы «вернулись» в жизнь общества (а именно такая ситуация сложилась в нашей стране в начале 1990‐х годов). На первый взгляд, присутствие религии в публичной сфере сегодняшней России — это признак ее нормализации с точки зрения той версии «нормальности», которая оформилась во второй половине XX столетия в Западной Европе. И там, и здесь присутствуют официально поддерживаемое празднование Рождества и Пасхи, уроки религии в школах, факультеты теологии в университетах, священники на радио и телевидении, капелланы в армии, церковная благотворительность в детских домах и домах престарелых и т. д. Однако тот факт, что религия была изъята из публичного обихода на протяжении семи десятилетий, не мог не отразиться на том, как выглядит ее возвращение в пространство социальной коммуникации.

Это возвращение производило и производит впечатление искусственности, вызванное, как нам думается, несоответствием действий государства уровню общественного запроса на присутствие религии в публичном пространстве. Нельзя сказать, что такой запрос отсутствовал вовсе[430]. Однако чем дальше в прошлое отодвигались 1990‐е годы с характерным для них стремлением заполнить духовный вакуум, возникший после краха коммунистического проекта, тем яснее становилось, что инициатива в процессе «религиозного возрождения» исходит скорее от властей, чем от общества. И введение религиозного образования в школах, и открытие богословских кафедр и факультетов в университетах произошли не по запросу снизу — они были продиктованы сверху[431]. Общество либо индифферентно относилось к бюрократическому диктату, либо отвечало на него протестами[432].

(2) Важно подчеркнуть, что реконструкция институционализированной религии, о которой идет речь, вписана в контекст проектов нациестроительства[433]. Отсюда проистекает специфическая особенность деятельности агентов православного возрождения (будь то его «верхи» или «низы»): эта деятельность зачастую мотивируется и аргументируется не столько религиозными, сколько идеологическими соображениями. Говоря о «верхах» реконструированного православия, нельзя не упомянуть о скепсисе, который вызывает у многих наблюдателей нынешний предстоятель РПЦ. По утверждению религиоведа Сергея Филатова, «Кирилл и его единомышленники проповедуют не веру в Бога, а неославянофильскую идеологию национального возрождения, по сути своей светскую»[434]. Что касается «низов», то под ними мы понимаем неофитов, как правило категорически не приемлющих ценности светского общества и убежденных в том, что секуляризация была навязана России извне. Чтобы избежать термина «православный фундаментализм», назовем их православными радикалами. В этих кругах есть немало групп, объединенных агрессивным неприятием «Запада» и (якобы пришедшего оттуда) «либерализма», латентным или явным антисемитизмом и враждебностью к светской культуре. Выходцы из этих групп периодически участвуют в акциях вроде срыва гражданских инициатив по противодействию строительству храмов, не согласованному с жителями, или погромов художественных выставок. Подобные акции вдохновлены скорее националистическими, чем христианскими идеями. Не случайно союзниками православных радикалов выступают разного рода ультраконсерваторы — как «государственнического», так и этнонационалистического толка. В изготовляемых ими идеологических «коктейлях» символы православия смешиваются с откровенно языческими эмблемами, так что их потребителям не кажутся оксюмороном иконы с изображением Сталина[435].