Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

Видение проблем ЦВЕ российскими политическими партиями, как либеральными, так и правоцентристскими, отличалось в предвоенный период, по сравнению с взглядами МИД, большей радикальностью и определенным единодушием. «Исправление» существовавших границ России допускали кадеты и октябристы. Националисты требовали разрешения галицийского вопроса и естественных границ на Балтике – устья Немана[195]. Славянофильские взгляды популяризировал в 1910 г. публицист И.И. Дусинский: он полагал национальной задачей России достижение «более удобных естественных границ» путем присоединения к империи Восточной Галиции и Угорской Руси, выступал против автономии Польши[196]. Крайне правые круги считали, что территориальное расширение империи за счет Австро-Венгрии и Германии усилит в России центробежные силы. Член Государственного совета П.Н. Дурнов в феврале 1914 г. писал Николаю II: «(…) что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками не так легко управляться? (…) Совершенно то же и в отношении Галиции»[197].

МИД России получал информацию, что в случае войны к возможной оккупации центральными державами Царства Польского и потенциальному «четвертому разделу Польши поляки стали относиться более спокойно, видя в этом начало объединения Польши»[198]. Подобные настроения позднее отразил «инцидент в Львове» (19 мая 1912 г.), когда местные поляки в связи с намерением российских властей выделить земли Холмщины из состава Царства Польского устроили антирусскую демонстрацию, а затем напали на российское консульство. Эта, по словам Гирса, «подлая демонстрация» произвела «самое тягостное впечатление в России» и показала, что Галиция является «опасным местом в наших отношениях с Австро-Венгрией». Переписку Сазонова и Гирса обнародовала 25 мая 1912 г. газета «Новое время», что, по словам министра, было единственным средством успокоить депутатов Государственной думы и уменьшить общее возбуждение. К «бессилию» Вены перед властями Галиции Сазонов отнесся скептически[199].

Накануне 50-летия восстания 1863 г. антироссийские настроения в среде поляков усилились. Газета «Rzeczpospolita» отмечала в декабре 1912 г.: «Австрия с Царством Польским как государство австро-венгро-польское было бы великолепно»[200]. Корреспондент «Нового времени» В.П. Сватковский, являвшийся информатором МИД, писал из Вены в январе 1913 г.: по мнению поляков, они «в случае войны между Австрией (и Германией) с Россией (…) должны встать на сторону Австрии, поддерживая ее стремление завладеть Царством Польским»[201]. В январе 1914 г. в докладной записке Николаю II Сазонов советовал: «(…) австрийцы не скупились в обещаниях полякам, которых убеждали, что будущая война приведет к раскрепощению и объединению этой народности»; удовлетворение желаний поляков в культурно-религиозной сфере послужит «великодержавным задачам России, которые не могут получить должного осуществления в пределах узкого и близорукого национализма»[202].

Впрочем, решающую роль в развитии событий в ЦВЕ в конце XIX – начале XX века играла не монархия Габсбургов, а империя Гогенцоллернов. Непрерывность (die Kontinuität) внешней политики Пруссии и Германии в немалой степени определял «натиск на Восток». Германский генштаб разрабатывал планы превентивной войны против России, хотя рейхсканцлер О. Бисмарк относился к ним скептически, поскольку Россия – «неразрушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами». Он учитывал и отрицательные для Германии последствия войны в связи с польским вопросом, так как превращенное в буферное государство (под германским протекторатом) Царство Польское потребует включения в свой состав населенные поляками земли центральных держав[203]. Накануне своей вынужденной отставки Бисмарк писал: «…я старался никогда не разрушать окончательно мост между нами и Россией»[204]⁵. Экс-канцлер считал, что польское государство «было бы колом, вбитым в тело Австрии»: русское соседство неудобно, но не так, как польское[205]. Правда, Вильгельм II тоже гарантировал Николаю II безопасность западных рубежей России, обещая блюсти «интересы, общие континентальным нациям»[206]. Но в отношениях Германии и России польский вопрос оставался лишь временным «узлом общности»[207].