Политолог

Вначале следовали морализаторские сюжеты, на которые Карапузов был мастер. Показали егеря Талдомского охотхозяйства, мрачного, кряжистого мужика, который забеременел и родил ребенка. Малыш был на редкость миловиден, тянулся к матери, которая раскрывала свою волосатую грудь и кормила чадо появившимся молоком из черного, непомерно разбухшего соска. Карапузов хлопал глазками, охал, упоминал о егере то в мужском, то в женском роде, а потом задался богословским вопросом, можно ли крестить такого младенца и не является ли он плодом запретной любви немолодого егеря и лесного кабана.

Затем следовал сюжет о том, как военные следопыты города Ржева отыскали в болотах немецкий танк «Тигр». Извлекли из донного ила и обнаружили в танке нерасстрелянный боекомплект и забальзамированного, превратившегося в торфяную фигуру немецкого генерала. В танке удалось запустить мотор, и он своим ходом дошел до областного центра, где был превращен в монумент немецко-российской дружбы. Генерала же следопыты передали в местную среднюю школу, где учитель истории, касаясь Второй мировой войны, использовал его как наглядное пособие. Карапузов задавался риторическим вопросом, не следовало ли, для полноты исторической правды, поставить рядом с немцем и русского генерала, который был найден в болотах годом раньше и находился в местном краеведческом музее.

Третий сюжет был посвящен Мстиславу Ростроповичу, который когда-то бегал по Белому дому с автоматом Калашникова. Теперь на этот уникальный, сохраненный для истории музыки автомат итальянские мастера натянули струны, превратив его в концертную виолончель, на которой великий музыкант исполнил ряд произведений Вивальди. При этом автомат стрелял короткими очередями, а жена музыканта Галина Вишневская, облаченная в бронежилет, принимала шальные пули и только покрякивала. Карапузов восхищался прочностью супружеских уз и тонко иронизировал по поводу «концерта для автомата с оркестром».

Наконец, последовал долгожданный сюжет, при виде которого Стрижайло прекратил отпивать виски и отставил хрустальный стакан с золотистым напитком.

Возникла панорама Гайд-парка с чугунной решеткой, вековыми платанами, памятниками Веллингтону и артиллеристам ее королевского величества. Появился узнаваемый отель «Дорчестер» с парадным подъездом, стеклянной крутящейся дверью и привратниками в длинных камзолах и высоких старомодных цилиндрах. Холл с экзотическими персонажами в индийских тюрбанах, аравийских накидках, с магическими надрезами на черных африканских лицах. Камера переместилась в диванную, где на длинном канапе сидел Рой Верхарн, длинноголовый, с лысеющим черепом, длиннорукий, сутулый, похожий на богомола. Жестикулировал, принимал с подноса винную рюмку, которую подносил ему вислоносый, цыганистого вида служитель, в сюртуке с бронзовыми фирменными пуговицами. Стрижайло узнал переодетого агента ФСБ, с которым вместе летел в Лондон на «боинге». Второй агент, с жестоким лицом вышибалы, был не виден – он и делал съемку скрытой камерой, вмонтированной в бронзовую пуговицу.

Камера показала длинный проход в диванной, с ковром, именуемым «русской тропой». По этой муравьиной тропе, один за другим, двигались узнаваемые персонажи.

Кудрявый пилигрим с асимметричным лицом и тревожными шизоидными глазами держал в руке сморщенное гнилое яблоко. Однорукий ловелас с бриллиантовой булавкой и огромной, гипертрофированной правой ручищей, в которой держал гантель, неутомимо культивируя в себе «правые силы». Женщина, ободранная, словно кошка, с раздвоенной верхней губой, своей «трегубостью» еще больше напоминая похотливое гибкое животное. Правдолюбец-либерал в погребальном, до горла застегнутом сюртуке, с фарфоровым портретом Галины Старовойтовой, который сколол с надгробной плиты. Нервический, с ошпаренными глазами человек, губа которого была проколота рыболовным крючком, тугая леска тянулась к Верхарну, и тот играл человеком, как рыбкой. Светлобородый чеченец с гранатометом на плече, в сопровождении чахоточной английской актрисы, которую он ненадолго выпустил из зиндана. Все они попадали в скрытую камеру, напоминая Стрижайло о странных днях, проведенных в «Дорчестере», о туманном видении Букингемского дворца и двух лесбиянках, не попавших в кадр. Как, впрочем, не попал в него Веролей, пособник Потрошкова, по чьему наказу была произведена секретная съемка.

И вот возник долгожданный Крес, «красный банкир», пресловутый казначей партии. Студенистый, в необъятном костюме, в вялых колыханьях похожий на плывущую медузу, приблизился к Верхарну, протянул для рукопожатия пухлую руку. Некоторое время камера показывала их немое изображение, когда оба беззвучно открывали рты, чокались рюмками. Затем появился звук.

– Я готов перевести партии двадцать миллионов долларов по схеме, которую мы оговорили. Меня вполне устроит ваш счет на Кипре. Думаю, Дышлова он тоже устроит. – Верхарн буравил собеседника темными пронзительными глазками, обнажая в улыбке два заячьих резца.