Политолог

– Когда стало ясно, что партия «Сталин» больше не существует и в политике взяли верх недобитые троцкисты-бухаринцы, я была на грани самоубийства. Рухнула мечта о воссоздании великой «красной империи» от Индии до Франции, от Кубы до Мозамбика, как до этого рухнула идея Святой Руси, православной «белой империи». Ни православие с бездуховными священниками и смиренной паствой, ни выродившаяся «красная номенклатура», продавшая страну за пачку американских долларов, больше не способны к собиранию великих пространств. А без этого я жить не могу. Мне мало пространства величиной с песочницу, мало толстовских «трех аршин» земли для могилы. Мне нужна планета, галактика, мироздание. И я искала прорубь на Москве-реке, куда бы можно было кинуться и погибнуть. Уже нашла эту прорубь с черной бегущей водой, которая готова была принять меня в свой непроглядный холод. На краю проруби стояли и о чем-то беседовали известный философ, богослов, исламский метафизик Гейдар Джемаль, поражавший красотой и величием своего бритого черепа, и его молодой друг, русский художник Калима, терский казак, недавно принявший ваххабизм. Они говорили о исламском возрождении, которое соберет воедино великие пространства, населенные мусульманами, в новый великий халифат, куда войдут Индонезия, Малайзия, Пакистан, Индия, Иран, Афганистан, Узбекистан, Таджикистан, Казахстан, Киргизия, Татарстан, Башкортостан, Азербайджан, весь Северный Кавказ, Турция, Ирак, Сирия, Палестина, Эмираты и Саудовская Аравия, вся Северная Африка, Косово и Албания, вся заселенная мусульманами Европа, вся Северная Америка, где черное население исповедует учение пророка, а также обширные территории Вологодской, Костромской, Тульской, Тверской и Вятской губерний, где коренным населением стали выходцы с Северного Кавказа, построившие в каждой деревне мечеть. Речь пламенного метафизика настолько меня увлекла, что я оставила мысль о самоубийстве и вся отдалась построению великого халифата. Теперь меня зовут не Фатима Сталин, как я когда-то звалась, а Фатима бен Ладен, в честь великого борца с неверными. Я поехала в Эр-Рияд и прошла месячный курс обучения основам ваххабизма. И вот я здесь, танцую, и скоро под нашу музыку будет танцевать все человечество.

– Кто твои подруги? – пролепетал Стрижайло, видя, как страстный румянец загорелся на смуглых щеках девушки. – Они тоже строительницы халифата?

– Я не знаю их имен. Знаю, что они много страдали. Их вымышленные имена таковы. Эльза – в честь замученной полковником Будановым Эльзы Кунгаевой. Сажи – в честь великолепной «красной пассионарии» Сажи Умалатовой. Асет – в честь дикторши программы «Страна и мир» Асет Вацуевой… Простите, – девушка виновато потупилась, – больше не могу с вами оставаться. Нас приглашают в костюмерную. Там мы примерим новые «пояса Шахерезады», очень красивые, шитые бисером и жемчугами, с мигающими лампочками, напоминающими новогоднюю елку, которую я так любила в детстве.

С этими словами она покинула Стрижайло. А того подхватил Человек-Рыба. Вместе они досмотрели пансионат, где впечатляла детская библиотека с одной-единственной книгой «Господин Гексаген» и мешками какого-то белого вещества.

На прощание их обнюхала чуткая англичанка с веревкой на шее. Задыхаясь от удушья, она, как гусь, просипела своему возлюбленному: «Кис ми». Машина несла их обратно в Москву. Стрижайло, не слушая говорливого родственника, погрузился в глубокое раздумье.

Глава 31

Стрижайло была проделана кропотливая подготовительная работа, где каждому претенденту подыскивалась роль, писались предвыборные программы, создавался привлекательный образ. Президент Ва-Ва уклонился от дебатов и как бы выпал на время из поля зрения. Лишь прокручивались по телевидению давнишние кадры – сверкающий альпийский снег, по склону скользит изящный слаломист – Президент Ва-Ва. Борцовский ковер в спортивном зале, мускулистые борцы в белых кимоно, невысокий, пластичный спортсмен укладывает на лопатки всех, одного за другим, соперников – Президент Ва-Ва. Не было среди участников дебатов и Человека-Рыбы. Когда завершит свои потешные состязания очередная пара конкурентов, а затем последует пугающая картина мнимого террористического акта, Человек-Рыба явится среди шутих и петард, ненатуральных дымов и поломанных фанерных щитов, как спаситель и ревнитель порядка. Такова была общая концепция, названная Потрошковым «Смех и слезы». Над ее исполнением изрядно потрудился Стрижайло.