А ночью, если вы не спите и предаетесь утехам в ночном клубе на борту корабля «Валерий Брюсов», вы можете вкусить еду для гурманов – мороженую ляжку молодой алеутки и носовую ткань алеута средних лет. Одних креветок в Москве насчитывается две тысячи пять видов, и каждый у нас на учете. Еще мы увлекаемся массажем – тибетским, русским, тайским, еврейским, мордовским, эфиопским, военно-морским, воздушно-десантным, национал-социалистическим, беломоробалтийским, огуречно-земляничным, религиозно-философским. Вам могут массировать мускулы, или же полушария мозга, или предстательную железу, или почки, или двенадцатиперстную кишку, или верхнее небо рта, или нижнюю внутреннюю поверхность семенника. Среди членов Совета Федерации есть изумительные массажисты. Своим массажем они могут проникнуть в лоно беременной женщины и там отмассировать у младенца мочки ушей. Еще мы любим размышлять о том, что станем делать, когда, благодаря виагре, достигнем практического бессмертия. Сколько полезных вещей мы сможем совершить. Будем сажать деревья, помогать сиротам, изучать иностранные языки, собирать значки в честь юбилейных дат российской истории, устраивать Праздники города, Праздники региона, Праздники области, Праздники поселка. В каждой деревушке будем избирать свою «мисс». Например, «мисс Жуковка», «мисс Барвиха», «мисс Николина Гора», «мисс Горки-2». Устроим показ коллекций «большой моды», на который пригласим балерину Колобкову, несравненную Дарью Лизун и нашего обожаемого Президента…
Произнеся слово «Президент», спикер издал короткий стон. Колени его стали сжиматься и разжиматься. Глаза расширились и увлажнились. Рот приоткрылся и принял форму, когда произносится протяжный звук: «О». Бессильно отпал на спинку кресла, и было видно, как потемнели от влаги его брюки. Семяизвержение было столь сильным, что лишило Спикера дара речи. В кабинете запахло свежими огурцами, карболкой, бензином Аи-95, морской тиной и чем-то еще, напоминающим запах горелой пластмассы.
– Извините, – пробормотал Спикер и пошел переодеваться.
Через несколько минут вернулся, умытый, с расчесанными волосами, в свежих полосатых брюках.
– Что я собирался вам сообщить? Ах да, съезд нашей Партии счастливого бытия принял решение заказать художнику Шилову, тоже члену Партии виагры, – мой портрет. Мы стали думать с художником, в какой обстановке, среди какого ландшафта я стану ему позировать. На фоне римского Колизея. На фоне вашингтонского Капитолия. На фоне египетских пирамид. В алтаре храма Христа Спасителя. Рядом с «Черным квадратом» Малевича. У могилы Пушкина. У могилы Лермонтова. У могилы Толстого. У могилы Шолохова. На «ближней даче» Сталина. На трибуне Мавзолея. На циферблате кремлевских курантов. Наконец, решили, что на Гранд-канале в Венеции, в гондоле, в одежде венецианского дожа шестнадцатого века. Это было упоительно. Я сидел в изящной гондоле в бархатном берете, в камзоле золотого шитья, в туфлях с бантами и серебряными пряжками. Художник Шилов поставил мольберт на площади Святого Марка. То и дело отгонял голубей, которые норовили добавить белил в его палитру. Он рисовал вдохновенно, привлекая внимание знатоков живописи, которые обращались к нему: «Скажите, вы, случайно, не Филиппино Липпи?» Я позировал и одновременно наблюдал скольжение легких гондол по зеркальной глади канала. И знаете, кого я увидел? Спикера Государственной думы, обнимавшего в гондоле хорошенькую венецианку. Лидера ЛДПР, в галифе, с маузером, целовавшего взасос молодого пажа. Там был глава кремлевской Администрации, незаметно, как ему казалось, пускавший струйку в канал. Там были два неразлучных министра – обороны и иностранных дел, оба в женских сорочках, в позе сросшихся цветов. Внезапно появилась большая гондола, на которой гребли сразу несколько мускулистых гондольеров. На ладье был великолепный царственный балдахин. И знаете, кто под ним возлежал на шитых шелками подушках? Несравненная балерина Колобкова в прозрачном пеньюаре и наш красавец, наш обольстительный кавалер, наш Президент…
Поллюция была столь сильной, что в кабинете запотели окна. Превратившись на секунду в обморочного идиота с трясущимися щеками, стенающим ртом, Спикер дергался в кресле, как в танце святого Витта. Из него во все стороны летели брызги белка. Стрижайло слегка отодвинулся, чтобы не попасть под этот бешеный ливень. Извиняясь, прикрывая пах каким-то законопроектом, Спикер поспешил удалиться, долго пропадал и явился осунувшийся, в новых штанах. Стрижайло понял, что долго он так не выдержит.
– Вы знаете, есть очень хорошая прорезиненная спецодежда, – произнес он, стараясь быть вежливым. – Впрочем, в ней нет необходимости, если в вашем гардеробе столько штанов. Теперь же я хотел поинтересоваться, какое вознаграждение желали бы вы получить за ваше участие в выборах?