Нетрудно заметить, что коллективисты превращают демократические принципы в принципы неправовые. Они стремятся обеспечить солидарность общества на началах долга и обязанности. Либералы же напротив — на началах свободы и права. В XX в. коллективистская теория демократии по сути превратилась в идеологическое оправдание тоталитаризма. Поэтому мы согласны с Я. Талмоном, предложившим использовать термины «тоталитарная» и «либеральная» демократия. Для концепции тоталитарной демократии характерен политический мессианизм; она пытается доказать существование абсолютной политической истины, познание которой позволяет сконструировать единственно правильное и справедливое общество. Концепция либеральной демократии описывает политику как сферу ограниченного человеческого опыта, сферу проб и ошибок. Она исходит из идеи конкретного, автономного и поэтому свободного индивида. Тоталитарная же концепция в противоположность ей — из идеи абстрактного родового человека. Для коллективистов реальный человек представляет меньшую ценность (если представляет вообще), нежели человек родовой, а справедливость носит некий трансцендентальный характер и выражается в общей воле (коллектива, нации, государства). Ее ценность приобретает высшее и абсолютное значение, насилие поэтому получает моральное оправдание.
§ 2 Право и демократия
Практически весь XX в. прошел под знаком борьбы между тоталитарной и либеральной демократией, между тоталитаризмом и демократией.
Тоталитарные системы являются неправовыми по своей природе: солидарность общества поддерживается прежде всего с помощью идеологии и насилия. Демократия же немыслима вне правовой формы, а право получает всестороннее развитие только в условиях демократии. Этот тезис нередко оспаривается, причем не только с позиций классовой теории. Ф. Хайек, например, критикуя демократию с консервативных позиций, полагает, что ее развитие угрожает праву. Он противопоставляет право и политику. Ход рассуждений Хайека следующий. Общество, полагает он, распадается на множество групп, преследующих свой эгоистический интерес. Включаясь в демократический политический процесс, они оказывают давление на государственные органы, настаивая на удовлетворении своих требований. В связи с этим происходит неоправданное расширение функций государства, а в законах все чаще выражается не общая воля, а корыстные групповые интересы. Это связано с тем, что принятие решений в демократически избранном законодательном органе требует формирования организованного большинства.
Создать его можно только одним путем: потакая интересам влиятельных групп. Их поддержка покупается раздачей разного рода привилегий, а принимаемые решения «подчас обуславливаются причудами политических торгов». Такого рода «торгашеские» решения имеют очень мало отношения к действительным желаниям большинства, ибо они принимаются от имени искусственно созданного, а поэтому эфемерного, ложного большинства, присваивающего право определять, что справедливо, а что нет. Но как только мы признаем, пишет Хайек, такой способ определения справедливости, она сразу теряет всякий смысл. Это тем более опасно, что в современном сознании произошла подмена понятий: законодательный орган «называется так не потому, что он создает законы, как раз наоборот: законы именуются таковыми потому, что они издаются законодательным органом». Но дело в том, что законодатели, точнее, депутаты законодательного собрания, в большей степени склонны заниматься политической борьбой, нежели собственно законодательной деятельностью. «Избиратели, посылающие в законодательный орган депутатов (занятых преимущественно тем, чтобы получить и удержать голоса, обеспечивая отдельным группам социальные привилегии), мало озабочены тем, что получат другие, и думают лишь о том, что политические торги принесут им самим. Обычно они согласны, чтобы кое-что перепало представителям какой-то другой группы (о которой им почти ничего не известно) за счет некой третьей группы, и это согласие есть плата за их собственные приобретения, причем справедливость сделки их мало волнует... Результат этого процесса не имеет никакого отношения ни к справедливости, ни к каким-либо принципам. В его основе не суждения по существу, а соображения политической целесообразности». Этот процесс не имеет отношения к законодательству как к созданию общих и абстрактных норм, «кодекса справедливости»; это всего лишь манипуляция групповыми интересами. А группы давления и политические партии — организации, играющие решающую роль в политике демократических государств, — это не более чем коалиции организованных интересов, деятельность которых искажает либеральные принципы свободы и равенства. Прежде всего это касается важнейшего для Хайека принципа: равенства перед законом, измена которому, полагает он, губительна для свободного общества. В духе классического либерализма он полагает, что от партий проистекает больше вреда, чем пользы: партии ведут к разложению демократии как процесса законотворчества.