Политология революции

Победа Моралеса привела к национализации газовой промышленности. По иронии судьбы, основным противником, с которым пришлось бороться, была бразильская государственная корпорация Petrobras. Центром оппозиции по отношению к новой власти стала богатая ресурсами провинция Санта Крус, где олигархия могла опереться на поддержку части населения, опасавшегося, что его жизненный уровень пострадает из-за перераспределения ресурсов в пользу более бедных регионов страны. Несмотря на неустойчивость и непоследовательность своего курса, администрация Моралеса сохраняла поддержку масс, неуверенно, но все же продвигаясь вперед. В январе 2007 года в стране началась аграрная реформа, вызвавшая яростное сопротивление олигархии. И хотя над страной нависла угроза гражданской войны, под давлением масс правительство Моралеса продолжало политику перераспределения земли. Сам Моралес сохранял спокойствие истинного индейского вождя. Как сам он выразился о себе в третьем лице, «этого маленького индейца не так-то легко будет отодвинуть от власти».[472]

Облегчением для боливийской революцией стала смена власти в соседнем Эквадоре. Новый президент Рафаэль Корреа Дельгадо, вступая в должность, пообещал поддержать курс Чавеса на «социализм XXI века» и объявил о начале «гражданской революции», которая «изменит приоритеты развития, выдвинет на первый план экологические и социальные вопросы, покончит с „извращенной системой“, из-за которой 60 % из 13 миллионов эквадорцев живут в бедности, а более трех миллионов вынуждены были эмигрировать в поисках работы».[473]

Политический кризис разразился в 2006 году и в Мексике, где кандидат умеренных левых Лопес Обрадор заявил о победе на выборах. Официальным победителем был объявлен Фелипе Кальдерон, представлявший правящую ПАН. Партия революционной демократии не смирилась с результатами. Требуя пересчета голосов, она вывела сотни тысяч людей на улицы. Но на сей раз правящий класс проявил жесткость. Пересчет голосов был проведен лишь частично, чтобы подтвердить победу Кальдерона. А власть оказалась достаточно тверда.

Возглавляемая Обрадором ПРД явно не горела желанием проводить радикальную политику, ориентируясь скорее на опыт Лулы и Киршнера, нежели на Чавеса и Моралеса. Партия Обрадора находилась в остром конфликте с сапатистами и не скрывала намерения сохранить «преемственность» по отношению к экономической политике прежних режимов. Однако мексиканские элиты и стоящая за ними администрация США, предпочитали не рисковать. Ставки были слишком высоки. А политический кризис в стране не дошел еще до той стадии, когда власть падает сама собой.

Опыт Венесуэлы и Боливии (а «от обратного» — также и Мексики) показывает, что в современных условиях нет и не может быть иной перспективы для честной реформистской политики, кроме перерастания в революционную борьбу. В этом смысле тезисы «Переходной программы» Троцкого оказались пророческими. Проблемой является не реформизм, а его отсутствие. Вернее, отсутствие среди левых классовой политики, на основе которой реформистски настроенные массы могут, вступив в борьбу с правящими классами, превратиться в мощную революционную силу.

Возвращение сандинистов

В ноябре 2006 года «красный пояс» Латинской Америки в очередной раз увеличился. После кризиса в Мексике казалось, что Соединенные Штаты и региональные элиты, напутанные развитием событий в Венесуэле и Боливии, сделают все, чтобы не допустить «левого поворота» больше ни в одной стране, — слишком рискованным становится эксперимент. Однако президентом Никарагуа на очередных выборах избран Даниэль Ортега — лидер Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО), набравший 38,07 % голосов.[474] В качестве одного из руководителей революции Ортега уже был у власти в Никарагуа. Сандинистский режим 1980-х годов не имел единоличного лидера, и этим не только радикально отличался от соседней Кубы, где все замкнулось на харизматической личности Фиделя Кастро, но и вообще выделялся на фоне политической культуры континента с ее неизбежным каудильизмом — культом вождя, присущим в равной мере авторитарным и демократическим движениям. Однако именно Ортега стал в ходе революции наиболее заметной политической фигурой, возглавив партию после того, как она потеряла власть. Сандинистская революция оказалась последним социально-политическим конфликтом времен «холодной войны». Во многом ее траектория напоминала то, что несколькими десятилетиями ранее произошло на Кубе. Диктаторский режим семейства Сомоса, существовавший в маленькой стране с середины 1930-х годов, не пользовался особой популярностью в США. Вашингтон, разумеется, предпочел бы передачу власти либеральной оппозиции, но неуступчивость и упорство очередного представителя семейного клана — Анастасио Сомосы Дебайле — сделало такой сценарий невозможным. Умеренная оппозиция, объединявшаяся вокруг другого олигархического семейства — Чаморро, — была полностью разгромлена и деморализована. Власть захватили сандинисты, избравшие путь вооруженной борьбы.