Политология революции

На практике, однако, восторги западных левых оказывались порой так же преувеличены, как и их первоначальный скептицизм. Если на первых порах значение боливарианского процесса в Венесуэле недооценивали, то теперь его склонны были преувеличивать. Главной проблемой революции оставался старый бюрократический аппарат, который не имел ничего общего не только с «рабоче-крестьянским государством», но даже с европейскими представлениями о касте добросовестных и эффективных чиновников. Несмотря на борьбу с коррупцией, бюрократия оставалась привилегированным сословием, неэффективным, основывавшимся на личных связях, абсолютно безразличным, а порой и враждебным по отношению к революционному процессу и вовлеченным в него массам. Социальные программы новой власти осуществлялись этим аппаратом в духе традиционного патернализма, а разговоры о «демократии участия» теряли всякий смысл в лабиринтах государственной машины.

В конечном счете, перспективы боливарианского режима неотделимы от перспектив развития левых сил в Латинской Америке и в мире. Это прекрасно понял Чавес, начавший после 2002 года прилагать немалые усилия для поддержки радикальных движений по всему континенту. Если революционная Венесуэла останется изолированной, то поражение или бюрократическое вырождение революции неизбежно. Лучшее, на что можно надеяться при подобном развитии событий, это «реформистское отступление» революционного режима, которое позволит закрепить некоторые его социальные завоевания. Однако положение дел в Латинской Америке дает основания надеяться на иной ход событий. Моральное банкротство официальных «левых» в Бразилии и других странах не привело к параличу массовых движений. Протест против предательства политических лидеров может стать новой мобилизующей силой. Солидарность с Венесуэлой и Чавесом стала мощным стимулом для развития радикальных движений в Аргентине, Бразилии, Уругвае и других странах.

Красный пояс Латинской Америки

Венесуэла была не единственной страной континента, где всерьез развернулась борьба за власть. Очередным ударом по старому порядку оказались выборы в Боливии. 18 декабря 2005 года Эво Моралес стал первым в истории Латинской Америки индейцем, избранным главой государства. Программа Моралеса предусматривала национализацию газовой отрасли, легализацию производства коки и тесное сотрудничество с Венесуэлой.

Начиная с 1993 года, Боливия, как и другие латиноамериканские страны, была полигоном неолиберальных экспериментов. Приватизация горнорудной промышленности, составлявшей основу экономики, привела к массовому закрытию шахт, катастрофической безработице и возвращению в деревню тысяч горняков, которые просто не могли прокормить себя в городах. Вместе с шахтерами в сельскую местность пришли и традиции классовой борьбы, соединившиеся с формировавшейся на протяжении столетий индейской культурой сопротивления.

В 2000 году решение правительство о приватизации воды привело к настоящему народному восстанию. Центром сопротивления стал городок Кочабамба. Так что в историю страны эти события вошли как «водяная война Кочабамбы».

Население блокировало дороги и отказывалось повиноваться представителям властей. Правительство использовало войска и полицию, которые не колеблясь применяли оружие. 6 человек были убиты, 175 ранены. Подавить сопротивление не удалось, 10 апреля 2001 года водные ресурсы республики были деприватизированы. Транснациональная компания Bechtel Corporation пыталась получить компенсацию за утраченную собственность, но после многочисленных протестов по всему миру вынуждена была уступить.

С этого момента Боливия жила в условиях перманентного политического кризиса. Массовые демонстрации сменялись забастовками, стачки перемежались с уличными протестами. Бастовала даже полиция, а военных, направленных на подавление стачки, травили слезоточивым газом. Президенты теряли власть один за другим.

Еще в 1995 году профсоюзный лидер Эво Моралес создал в Боливии Движение к социализму (MAS) по образцу аналогичных партий, которые уже существовали в Венесуэле и Аргентине. По мере углубления политического кризиса усиливались и позиции Моралеса. MAS превратилась в крупнейшую парламентскую партию, выразителя требований народного движения. Моралеса постоянно критиковали за умеренность, склонность к компромиссам и непоследовательность. По мнению радикальных левых, Моралес был политиком «с антиимпериалистической риторикой», но не имевшим программы, которая могла бы «покончить с колониальными капиталистическими отношениями, с угнетением и подавлением народа».[471]

Однако, находясь под постоянным давлением снизу, он маневрировал, менял позиции сдвигаясь влево. Массовые движения требовали более радикальных мер в духе венесуэльской революции, буржуазия требовала не допустить социалистических экспериментов, а собственные сторонники настаивали на продолжении левого курса при одновременном поддержании политической стабильности.