Обе официальные партии общими усилиями добились недопущения Нэйдера к предвыборным теледебатам. «Если бы Нэйдер смог принять участие в дебатах, – пишет журнал «New Politics», – он бы, скорее всего, удвоил или утроил количество полученных голосов. Но еще важнее было бы образовательное и пропагандистское значение такого по-настоящему демократического столкновения взглядов. И все же, даже не имея доступа к средствам массовой информации, Нэйдер изменил сознание миллионов людей, включая тех, кто за него не голосовал: он показал, что система прогнила насквозь, но сами мы не бессильны».[394]
Выборы 2000 года закончились поражением демократов и появлением в Белом Доме Джорджа Буша-младшего, который уже на этапе предвыборной кампании подавал надежды на то, что станет самым реакционным президентом в истории США. Непрерывный марш демократов вправо создал ситуацию своеобразной конкуренции между основными партиями, стремившимися перещеголять друг друга в реакционности. Правда, в последний момент демократы вспомнили про привычную социальную риторику – и почти отыграли выборы. Все решило голосование в штате Флорида, где под присмотром губернатора-республиканца из того же семейства Бушей голоса распределились весьма странным образом. Однако демократы, пошумев немного для виду, фактически сорвали борьбу против избирательных фальсификаций.
Представители «умеренных» в левом лагере тут же попытались возложить ответственность за поражение демократов на Нэйдера. Но даже самый простой анализ хода выборов показывает, что это не так. Как известно, американская избирательная система является двухступенчатой. Нэйдер набрал большую часть голосов в штатах, которые и так отошли к демократам. Во Флориде его участие в выборах не меняло общего расклада. Ни одного выборщика демократы по вине Нэйдера не потеряли. В то же время Нэйдера критиковали и слева – за недостаток внимания к положению этнических меньшинств, за то, что он не предпринял серьезных усилий для привлечения на свою сторону профсоюзов. Сделав некоторые символические шаги в этом направлении, он ими и ограничился. Подобная критика отражала реальные проблемы и противоречия движения. Однако необходимо отметить несколько принципиально важных моментов, о которых мало писали как левые, так и правые комментаторы. Во-первых, «антиглобалистское» движение возникло на рубеже веков – в условиях, когда сами социальные структуры и даже структура рабочей силы в мировом масштабе были крайне сложными и неоднородными. Новый глобальный трудовой класс, пролетариат эпохи позднего капитализма, сам находится в процессе становления, а потому неоднородность сил сопротивления лишь отражает социальные противоречия и различия в среде трудящихся. Во-вторых, движение возникло на фоне беспрецедентного упадка и деморализации «классических» левых, деградации социалистической и марксистской политической культуры. Тем самым новые радикалы вместо того, чтобы строить свою идеологию, культуру и политику на основе достижений прежних поколений левых, вынуждены были фактически создавать все с нуля, зачастую заново открывая старые истины. В-третьих, существенно, что новое движение родилось именно в США.
Отсутствие «старой левой» и фактически полное исчезновение с политической сцены «новой левой» образца 1960-х годов расчистило в Америке пространство для появления нового радикального движения, «третьей левой», глобального радикализма и т.д. Деградация традиционной левой не могла здесь быть препятствием для роста движения именно потому, что традиционные социалистические и коммунистические партии в США начиная с конца 1930-х годов не являлись важным политическим фактором. Сначала одни были интегрированы в «Новый курс» Демократической партии Ф.Д. Рузвельта, а затем «вычищены» из политической жизни во время «холодной войны» и инициированных сенатором Маккарти репрессивных антикоммунистических кампаний. Причем именно кооптация левых в официальные структуры демократов способствовала их полному крушению в 1940-е годы, когда, потеряв доступ к « официальной политике, они обнаружили, что собственные opганизации строить уже поздно.
Левые интеллектуалы нашли убежище в университетах, где к 1960-м годам вызрело движение «новых левых». Но и это движение, не имевшее связи с рабочим классом и основной массой «необразованного» населения, к середине 1970-х годов угасло. Интеллектуалы вернулись на университетские кафедры (пополнившиеся вчерашними активистами).
Отсутствие левой традиции среди масс наложило свой отпечаток и на идеологию, и на лозунги, и даже на эстетику движения в США. Оно в значительной мере воспроизводило методы «новых левых». Но оно пыталось учиться на уроках прошлого. Сотрудничество с профсоюзами рассматривалось активистами как способ выйти из академического «гетто». А изменение социальной структуры американского общества, в котором рос процент работников, получивших высшее образование, создавало Для университетских радикалов новую, куда более широкую аудиторию.