Полицейские и провокаторы

После Февральской революции В. Л. Бурцев опубликовал в журнале «Былое» тридцать два письма Азефа к Ратаеву, доставленных в Петроград из парижского архива заграничной охранки. Эти письма-доносы за 1903—1905 годы знакомят нас с методами работы провокатора и способом его общения с начальством из Департамента полиции. Они подтверждают полное отсутствие нравственных начал и искренности в отношении кого бы то ни было у этого человека [561]. Даже при поверхностном знании деятельности Азефа его письма к Ратаеву читаются как потрясающий документ человеческой низости. В сентябре 1910 года Ратаев писал директору Департамента полиции Н. П. Зуеву: «На основании совокупности всех данных, я нахожу возможным всю службу Азефа разделить на три периода: 1) безусловно верный — с 1892 по лето 1902 г.; 2) сомнительный — с 1902 г. по осень 1903 г. и 3) преступный — с этого времени и до конца службы»[562] . Классификация Ратаева нуждается в уточнении. Намек на то, что Азеф содействовал делу революции, неверен. Да, он принимал участие в покушениях на высших военных и штатских чиновников, но никогда не был сторонником революции. Деньги и власть — только им служил он беззаветно, а революции боялся. В 1905 году Азеф, перепуганный возможным паденьем самодержавия, носился с планом налета на здания Департамента полиции и Охранных отделений в Москве и Петербурге. Его мучил страх перед хранившимися там документами. Поняв нереальность такого рода операции, он еще осенью 1905 года уговаривал жену бросить все и уехать в Америку [563].

Приведу отрывок из письма Зубатова Спиридовичу от 7 августа 1916 года: «Нет, он революцией занимался ради ее доходности, а не по убеждению, как и службой правительству. Натура его была чисто аферистическая. Умалчивал он об очень серьезном — не из сочувствия революционерам, а из опасения возбудить в чинах правительственных особое рвение, всегда для его головы опасное. Положение его делалось все более опасным по мере повышения его в революционных чинах, и он все более умолкал, ограничиваясь намеками, которые приходилось понимать с большим трудом и после серьезных размышлений и сопоставлений. Простите за дерзость, но он едва ли находил равновеликий себе персонаж среди его казненных руководителей. И кончил тем, что и себе голову разбил, да и другим наделал немало хлопот.

Дело прошлое, но все же любопытно, как Азеф мог проагентурить до 1908 года, когда мы с ним разругались еще в 1903 г. перед уходом моим из Департамента? Что же могло усыпить у Департамента мое открытое выражение А. А. Лопухину сомнений в допустимости его тактики? (По этому ведь поводу состоялось конспиративное совещание последнего с Азефом.) Ведь я нарочно арестовывал его кружки без совета с ним, а уходя, помню, слышал, что на него за провалы косятся» [564].

Пора внести в классификацию Ратаева еще один период провокаторской деятельности Азефа: апрель 1906 года — конец 1908 года — почти верная служба Азефа начальнику Петербургского охранного отделения А. В. Герасимову. Приведу описание перевербовки Азефа Герасимовым.

«С горя этот ретивый начальник охраны,— писал Меньщиков,— арестовал приехавшего в Петербург Азефа как „нелегального" (он жил под фамилией Черкасов), хотя Герасимов хорошо знал, кого берет; даже филер Тутушкин, наблюдавший за „Раскиным" (Азефом), был хорошо осведомлен о том, что следит за „подметкой" (агентом). Азеф пробыл под арестом три дня, (...) дал обязательство „работать" начистоту и был отпущен на новые шпионские „подвиги"» [565].

Ни Азеф, ни любой другой провокатор никогда не служили интересам своей Родины или хотя бы правительства, в лучшем случае он более-менее добросовестно служил интересам своего очередного хозяина. Одни провокаторы были рабски преданы своим хозяевам, другие соблюдали свои интересы. Азефа следует отнести к последним. Он удачно обманывал хозяев, еще удачнее обманывал «товарищей» по партии.

«Азеф был величайший лжец,— писал В. Л. Бурцев, хорошо знавший провокатора.— Он лгал всем, одновременно направо и налево. Его деятельность была такой, что он не мог и шагу сделать без того/ чтобы не лгать. Лгал -он не случайно, а по определенному плану, раз навсегда им выработанному, и ни на один момент он не имел возможности быть правдивым» [566].