Полицейские и провокаторы

И на сей раз информация, которой располагал Бакай, поступила к Азефу задолго до того, как просочилась к руководству партии социалистов-революционеров [593].

РАЗГУЛ ПРОВОКАЦИИ

В начале XX века полицейская политическая провокация в России достигла своего апогея. Почву для ее взлета готовили еще в прошлом столетии Судейкин и Рачковский.

В 1895 году руководитель Заграничной агентуры Рачковский писал директору Департамента полиции С. Э. Звонлянскому о необходимости внедрения секретных агентов во все революционные партии: «(...) осмеливаюсь думать, что время, переживаемое Россией, исполнено крайней неопределенности во взаимных отношениях многочисленных элементов, враждебных существующему политическому строю. Последнее обстоятельство представляет, по моему разумению, как нельзя более благоприятный момент для организации правильных агентурных сил, которые, сообразно представившимся условиям, могли бы систематически и с полным вероятием на успех подавлять революционные происки, во всяком случае не допускать им развиваться до крайних пределов»[594]. И он успешно занимался своим ремеслом в Европе.

Вернувшись 5 февраля 1905 года на службу в Департамент полиции, Рачковский продолжил реализацию своих теоретических разработок. «Фигура Рач-ковского,— писал участник революционного движения С. М. Коган,— стоит несомненно в центре не только контрреволюции 1905 г., но и всей реакции этого периода. Азеф и азефовщина — его детище. Трепов без него ничего не предпринимает. Он — душа московского разгрома (декабрьское восстание 1905 года.— Ф. Л.), его туда послал Дурново. Утгоф ему пишет отчеты о борьбе с революцией в Варшаве. Булыгин с ним советуется, графа Горохольского, намеревающегося издавать «консервативный орган» в юго-западном крае, для борьбы с революцией направляют к нему. Идея о еврейских погромах en grand (на широкую ногу, в крупном масштабе (франц.).— Ф. Л.) —дело его сатанинского замысла. Охрана «высочайших особ» в его ведении. Князь Вяземский и другие, алчущие повышений, лучших назначений во всех ведомствах, забрасывают его письмами, полными «уважения и преданности». Ему докладывают о передвижениях и перемещениях членов царской семьи. Он обо всем знает, во все входит. Даже «знатные иностранцы» спешат к нему на поклон, кроме, впрочем, англичан, которых он не любит, предпочитая добрый, надежный для режима союз с Германией»[595].

Несмотря на родство душ, Герасимов недолюбливал Рачковского, он считал его своим конкурентом и человеком с примитивными взглядами, отставшим от времени. «Все сводилось у него,— писал Герасимов,— к одному — деньгам: нужно купить того-то и того-то; нужно дать тому-то и тому-то. Иногда пустить деньгами пыль в глаза через агента... Он, по-видимому, был убежден, что за деньги можно купить все и каждого» [596]. Купить каждого Рачковскому не удавалось, но все же этот корыстолюбивый рыцарь провокации, мобилизованный Д. Ф. Треповым для подавления освободительного движения, успешно засылал своих агентов в оппозиционные и революционные партии. Рачковский считал, что каждый революционер, попавший в руки политической полиции, должен быть ею завербован. К счастью, его служба на благо Отечества оказалась непродолжительной. В июне 1906 года Столыпин отправил его в отставку. Слишком одиозна была эта фигура, уж очень много мрачного и мерзкого связывали с ней. Рачковский оказался хуже, аморальнее, чем дозволялось даже в начале XX века Департаментом полиции, а главное, почти все его проделки не удалось скрыть от огласки. Но и за короткий, чуть более года, срок пребывания у полицейской власти Рачковский успел с помощью политической провокации нанести урон молодой демократической среде, нарождавшейся в русском обществе. Он дробил, разрушал, растлевал молодые, неокрепшие ее ростки.

Д. Ф. Трепов

Обозревая результаты деятельности Рачковского, бывший директор Департамента полиции А. А. Лопухин в открытом письме Столыпину, написанном в Мюнхене 27 июня 1906 года, пытался объяснить и обосновать аморальность провокации и необходимость отказа от ее применения. Чего стоит только один пример из письма Лопухина — факт существования в здании Петербургского губернского жандармского управления тайной типографии, оснащенной печатным станком, отобранным при обыске у революционного кружка. На нем жандармские офицеры печатали прокламации от имени существовавших и не существовавших прогрессивных и черносотенных организаций. Когда же типография перестала справляться с растущими потребностями, вице-директор Департамента полиции Рачковский приобрел в Европе более совершенное оборудование и установил его у себя в секретном отделе, а заведование новой типографией поручил ретивому погромщику ротмистру М. С. Комиссарову.