Полицейские и провокаторы

К следствию было привлечено сто двадцать два человека, из них в Петропавловской крепости побывало пятьдесят. «Одно из самых темных и загадочных пятен в истории следствия,— пишет Б. Ф. Егоров,— проблема пыток: применялись ли те яды, наркотики, электрошоки, прекращение выдачи еды и питья, о которых писал в своих жалобах и воспоминаниях Петра-шевский, о чем рассказывал в Тобольске Н. Д. Фонвизиной? Похоже, что нет дыма без огня, и если пытка электрической машиной и ядами — плод воспаленного воображения узника, то успокоительные и усыпляющие лекарства, морение голодом и жаждой, угрозы физической расправы — вещи, видимо, реальные. Недаром ведь трое заключенных сошли с ума во время следствия — В. В. Востров, В. П. Катенев, Н. П. Григорьев; многие были на грани сумасшествия; А. Т. Мадерский обнаружил черты умственного расстройства после освобождения из крепости» [114].

Первого допроса Петрашевский ожидал двадцать четыре дня. Будучи превосходным юристом, стойким и умным человеком, он не позволил себя запутать и запугать. Исчерпав все возможности, Секретная следственная комиссия решила пойти на исключительный шаг. В самом начале июля 1849 года его ознакомили с подлинными донесениями полицейских агентов. Благородный Петрашевский был потрясен. Он не предполагал, что в русскую полицию проникла провокация. Кроме Антонелли около него орудовали агенты Министерства внутренних дел Н. Ф. Наумов, В. М. Шапошников и другие. Петрашевский пытался объяснить следователям, что преступление не в их кружке философов-теоретиков, а в методах, принятых против него полицейскими. Ему казалось, что следствие поймет и примет его сторону. Он предложил Секретной следственной комиссии: «Вся история провокации, если нужно, будет ото всех тайной глубокой... Я клянусь сохранить ее всем дорогим сердцу, но не губите невинных. Пусть меня одного постигнет кара законов... Пусть не будет стыдно земли русской, что у нас, как за границею, стали являться agent-provocateur...» [115].

Понимая, что улик против петрашевцев собрано недостаточно, Липранди передал в Секретную следственную комиссию особую записку, в которой пытался дополнить произведенный им сыск домыслами и бездоказательными нападками на «злоумышленное общество». Приведу извлечение из заключения Следственной комиссии в изложении Генерал-аудиториата:

«Рассуждения Липранди основаны на тех предположениях, которые он извлекал из донесений агентов, но по самом тщательном исследовании, имеют ли связь между собою лица разных сословий, которые в первоначальной записке представлены как бы членами существующего тайного общества, комиссия не нашла к тому ни доказательств, ни даже достоверных улик, тогда как в ее обязанности было руководствоваться положительными фактами, а не гадательными предположениями; хотя в сем деле исследовались преимущественно идеи, а не действия, но ей надлежало внимательно удостовериться, в какой мере идеи те начали осуществляться, и хотя ею открыто, что, к несчастью, зловредные мысли существовали в большом числе людей, но она была обязана подводить под взыскание только тех из них, которые или собирались для распространения зловредных мыслей, или письменно доказаны в вредном направлении собственных умов.

Организованного общества пропаганды не обнаружено, и хотя были к тому неудачные попытки, хотя отдельные лица желали быть пропагандистами, даже и были таковые, но ни благоразумное прозорливое годичное наблюдение Липранди за всеми действиями Петрашевского, ни тесная связь, в которую так неудачно вступил агент его с Петрашевским, ни многократные допросы, учиненные арестованным лицам, на коих, до их собственного сознания, падало одно только подозренье, ни заключение их в казематах, сильно расстроившее здоровье и даже нервную систему некоторых из них, ни искреннее раскаяние многих не довели ни одного к подобному открытию. Самые главные виновные, несмотря на то, что сознались в таких преступлениях, которые положительно подвергают их самому строгому по законам наказанию, не указали существования какого-либо организованного тайного общества, имеющего разные отрасли в разных слоях народа» [116].

Члены Секретной следственной комиссии, безусловно лишенные сочувствия к петрашевцам, были возмущены содержанием материалов произведенного сыска и предвзятыми выводами, сделанными Липранди. Они понимали, что желаемое пытаются выдать за действительное. Комиссия стремилась придать своим действиям хоть какую-то видимость законности, ей хотелось избежать недовольства монарха и всесильных министров, но все же в своем заключении она писала (в изложении Генерал-аудиториата):