— Вашему, — Дзержинский усмехнулся нехорошо, внимательно посмотрел на Бахтина. — Вашему, — повторил он. — Ну что ж, я прекрасно понимаю, что коллежский советник и кавалер орденов Бахтин пока еще не может назвать этот строй своим. Пока! Я надеюсь, что через год в этом кабинете вы назовете его нашим. — Е.Б.Ж.
— Толстой. Если будем живы. Вы озлобились в тюрьме? — Естественно.
— Спасибо за откровенность. Вам предстоит еще постичь истину.
— Кто-то из древних сказал: «Истина — дочь истории». — Именно. Нас всех рассудит время. — А как же быть с расстрелянными? — Это тоже дело времени. Мы защищаемся.
— Мне трудно спорить с вами, свободу я обрел в расстрельном подвале.
— История с вами, Александр Петрович, произошла странная. Кстати, у вас были какие-то счеты с помощником коменданта Семеновым?
— Были. Он пытался убить меня в двенадцатом году. Я его повязал и отправил на каторжные работы. Среди ворья он известен по кличке Кувалда. Весьма опасный был уркаган. — Его убили вчера.
— Надеюсь, вы не думаете, что это сделал я! Но представься мне такая возможность, рука бы не дрогнула.
— Вы интересный человек. Неужели вы нас не боитесь?
— Устал бояться. А впрочем, это состояние души мне вообще несвойственно.
— Александр Петрович, вы знаете о разгуле бандитизма?
— Перед беседой с вами мне дали посмотреть сводки. Кое-что я узнал в тюрьме. — Ваше мнение.
— Как я понял, в городе сегодня орудуют несколько крупных банд: Сабана, Айдати, Кошелькова. Адвоката вы ликвидировали, я с ним сидел в Бутырке. Как я понял, Кошельков ограбил господина Ленина, поэтому все силы брошены на его поимку. Я предлагаю начать с Сабана. — Почему?
— Потому что я уже его брал и мне легче будет работать. — Итак… В кабинет постучали. — Войдите.
Вошел Мартынов и положил перед Дзержинским бумагу. Председатель ВЧК внимательно прочел ее и подписал.
— Итак, — продолжал Дзержинский, — вот вам мандат. Я его подписал. Ваша задача найти агентурный архив и Сабана.
— У меня есть предположение, что эти два дела вполне можно объединить. — Это интуиция?
— Нет. Некоторые факты. Федор Яковлевич, вы узнали о Рубине?
— Да, — Мартынов зло махнул рукой, — он в киноотделе наркомпроса служит, вчера уехал в Питер. Сейчас дал телеграмму нашим товарищам.
— Не надо. Его наверняка предупредил Кувалда, и он лег на дно. — Почему Кувалда? — прищурился Дзержинский.
— Да потому что он, бежав с каторги, служил у Рубина швейцаром.
— Ну что ж, Александр Петрович, я очень доволен нашей беседой. Идите к товарищу Манцеву, все технические вопросы решите с ним.
Когда Бахтин ушел, председатель ВЧК поднял телефонную трубку. — Товарищ Рослева, зайдите ко мне.
Один из руководителей следственного отдела МЧК Рослева была больше похожа на курсистку, чем на непримиримого борца с контрреволюцией. Дзержинский не знал, что случилось в ее жизни, откуда у этой маленькой женщины появилась твердость и фанатическая непримиримость.
Она упивалась своей властью над людьми, словно мстя кому-то.
Многие сотрудники побаивались этого следователя. В ее светлых холодных глазах каждый мог прочитать свой приговор.
— Садитесь. — Дзержинский протянул руку. — Я хочу поручить вам деликатное задание. Мы привлекли к борьбе с бандитизмом лучшего сыщика прошлого коллежского советника Бахтина. — Полицейского полковника?
— Да. Он нам сегодня необходим. Только такие специалисты, как он, могут научить наших товарищей искать бандитов. Скажу вам прямо, он мне понравился. Я знаю, что Бахтин честен, смел, прекрасный стрелок, знаток английского бокса, умен. Его боится и уважает преступный мир. Я дал ему весьма сложное задание. Но дело в том, что Бахтин три месяца ждал расстрела в Бутырке. — Почему так долго?
— Непонятно, вокруг него сплетена какая-то интрига. Что-то он знает. И этого боятся, я думаю, люди, сидящие в нашем доме.
— Дайте мне его, Феликс Эдмундович, и он расскажет все.
— Милая товарищ Рослева, я ценю ваши профессиональные способности. Но пока! Я подчеркиваю, пока, Бахтин нам просто необходим. Он красив, чертовски обаятелен, такие люди легко находят друзей. Я, зная вашу преданность и непримиримость, поручаю вам его разработку.
— Феликс Эдмундович, а как долго будет длиться это «пока»?
— Думаю, недолго. Он безусловно станет врагом, и это сделал кто-то из наших сотрудников специально. — Вы кого-нибудь подозреваете? — Как-то не так ведет себя Заварзин. — Я давно обратила на него внимание. — Тогда работайте и помните: Бахтин и Заварзин. — На него «пока» не распространяется? — Нет. — Я могу идти? — Идите и докладывайте лично мне.
В кабинете зампреда МЧК Василия Манцева гудел раскаленный самовар, даже окна, покрытые наледью, запотели.
— Заходите, — Манцев протянул Бахтину руку, — давайте поедим. Вас, Александр Петрович, в Бутырке-то подтянуло. — Ничего, Василий Николаевич, отъемся. — Поможем, поможем. Федор, где мандат?
Мартынов положил на стол Манцеву бумагу. Тот взял ее и начал читать вслух: