Полицейский из библиотеки

Я вернулся в ее кабинет. Я даже не знаю, что я собирался сделать, но решение очень быстро пришло само. На столе был большой чистый лист для новой картинки, и высокий стакан шотландского виски с соломинкой и с веточкой мяты, а еще записка от Аделии, в которой было написано: «Д. - на этот раз используй побольше красного».

Он серьезно посмотрел на Сэма и Нейоми.

Но ведь она там не успела побывать. Не была там ни минуты.

3

Нейоми принесла Дейву стакан свежей воды, и когда он вернулся, Сэм заметил, что ее лицо очень побледнело, а уголки глаз покраснели. Но она спокойно уселась и сделала знак, чтобы Дейв продолжал.

«И я сделал то, с чем алкоголики справляются лучше всего», — сказал он.

— Я выпил это и сделал, что мне велели. Какое-то неистовство, что ли, нашло на меня. Я провел за ее столом два часа, работая с набором акварельных красок за пятьдесят, расплескав воду и размазав краски по всему столу и мне было наплевать, куда что попадало. А что у меня получилось, я даже не хотел бы вспоминать… но я так помню это! На ней был изображен малыш, распластанный по всей Рэмпл стрит, его туфли валялись в стороне, а мозги растеклись, как масло, которое растаяло на солнце. Виден был только силуэт водителя парового катка, но он оглянулся, и на лице его была видна ухмылка. И этот тип потом много раз появлялся на плакатных картинках, которые я делал для нее. Он сидит за рулем машины на том плакате, о котором ты, Сэм, говорил, предупреждающем, что нельзя садиться в машины к незнакомым людям.

Мой отец ушел от мамы через год после моего рождения, просто ушел из дома, и у меня возникла мысль, что именно его я и пытаюсь изобразить на всех этих плакатах. Я обычно называл его «темный», наверное, это и был мой отец. Мне кажется, это Аделия каким-то образом привела меня к этому. И вот когда я принес ей свой второй вариант, она была довольна. Она рассмеялась. «Это просто чудесно, Дейви!» — сказала она. «Ужас быстренько научит эту мелюзгу, как правильно себя вести! Я сразу повешу его!» И она повесила его прямо перед столом регистрации в Детской комнате. И когда она сделала это, я заметил что-то, от чего в жилах застыла кровь. Я узнал малыша, которого нарисовал. Это был Вилли Клеммарт. Я нарисовал его, сам того не понимая, а выражение его лица или того, что осталось от его лица, я видел в тот день, когда она взяла меня за руку и повела в Детскую комнату.

Я был там, когда малыши пришли на «Час сказки» и первый раз увидели тот плакат. Они перепугались. Глаза у них расширились, а одна девочка заплакала. А мне понравилось, что они испугались. Я подумал: «Это живенько заставит их понять, как себя надо вести. Это научит их тому, что с ними случится, если они будут противоречить ей, делать не то, что она говорит им». Но где-то глубоко во мне мелькнула мысль: «Ты начинаешь думать как она, Дэйв. Довольно скоро ты станешь как она, и тогда тебе конец. Конец навсегда.»

— Но я продолжал в таком же духе. У меня было ощущение, как будто у меня билет только в один конец и мне не сойти с поезда, пока я не проеду весь путь до конца маршрута.

Аделия наняла на работу нескольких ребят из колледжа, но всегда направляла их в абонементную комнату, в справочный зал и за стол администратора. А она полностью занималась детьми… ведь, знаете, их запугать легче всего. Вот они-то, самые пугливые, и были ее самой хорошей пищей. Потому что этим она и жила, ее пища — это их страх. А я все делал и делал плакаты. Я не все из них помню, но помню Библиотечного полицейского. Он появлялся на многих картинках. На одной — она называлась «Полицейские тоже отдыхают» — он стоял на берегу речушки и удил рыбу. Вот только на крючок у него был насажен маленький мальчик, которого ребята называли «Простофиля Саймон». На другой картинке Простофиля Саймон был у него привязан к носу ракеты, а сам он нажимал на кнопку зажигания, чтобы отправить малыша в космос. На ней было написано: «Вы можете больше узнать о науке и технике в нашей библиотеке, но обязательно возвращайте книги вовремя».

— Мы превратили Детскую комнату в камеру ужаса для детей, которые приходили туда, — сказал Дейв. Он говорил медленно, и в голосе его были слезы. — Она и я. Устроили это детям. Но знаете что? Они все равно приходили. Они всегда приходили опять, чтобы увидеть еще чего-нибудь. И они никогда никому ничего не рассказывали. Она следила за этим.

— Ну а родители? — неожиданно воскликнула Нэйоми, и так резко, что Сэм подпрыгнул. — Ведь когда родители увидели…

— Нет! — сказал ей Дейв. — Их родители никогда ничего такого не видели. Единственное, что они из всех этих пугающих картинок видели, это Красную Шапочку и волка. Аделия оставила ее висеть постоянно, а вот другие висели только во время «Часа сказки» — после школы, вечером по четвергам и утром — по субботам. В ней не было ничего человеческого, Сара. Ты должна это понять как есть. Она и не была человеком. Она как-то узнавала, когда идут взрослые, и она всегда брала плакаты, которые я снял со стен и другие, обычные плакаты, в которых говорилось примерно следующее: