Полицейское управление

За шесть лет службы в группе борьбы с уличной преступностью участвовали в восьми перестрелках, итогом которых стали восемь трупов. В каждом случае около убитого находили оружие, и баллистическая экспертиза показывала, что из этого оружия преступник стрелял по преследующим его полицейским. После одного случая вдруг объявился свидетель, который заявил, что видел, как полицейский застрелил убегавшего человека, потом достал из своего кармана пистолет и, выстрелив из него несколько раз подряд, вложил в руку убитого им преступника. Но через несколько дней свидетель отрекся от своих показаний.

— Чудеса, а? — громко хохотал рассказчик, чокаясь кружкой пива с О'Брайеном.

Вышестоящие офицеры были уверены, что эти трое нарушают закон, но доказать не могли.

— Слыхал когда-нибудь, чтобы ниггер пользовался «вальтером ППК»? Я лично — нет!

Почти каждый месяц на всех троих поступали жалобы. Применение насилия и превышение полномочий. Эти случаи рассматривались на коллегии защиты гражданских прав, но после тщательной проверки вину доказать не могли. Эти трое устраивали все так, что комар носа не подточит.

Однажды Станислав, Брэмсон и Келли надумали снять банк у тотошников, но они не знали, где он находится. Тогда они захватили главного приемщика ставок, чтобы выбить у него этот адрес. Приемщик оказался несговорчив, отказался им помогать.

Брэмсон и Келли в своем участке приковали его к стулу и вышли из комнаты. С ним остался Станислав, который, прислонясь к стене, стал молча смотреть на напуганного приемщика. Через десять минут дверь распахнулась, в комнату ворвались Брэмсон и Келли, приплясывая и издавая воинственные кличи индейцев. Они были голые, в волосах торчали перья, знак объявления войны, а свои члены они обвязали длинными красными лентами. Лица и грудь покрыли боевой раскраской. Они размахивали над головой стальными прутами для загона скота, будто томагавками, скакали вокруг оцепеневшего пленника и вопили.

Потом по сигналу Станислава стали тыкать прутами своего врага, и через несколько секунд тот корчился на полу, пытаясь избежать участия в их военной игре. Еще несколько уколов, и он запросил пощады. В конце концов он выдал нужный мучителям адрес. Келли ринулся на него и напоследок ударил в пах.

Потом его оттащили в клетку для задержанных и заперли. Станислав остался дежурить, а остальные двое поехали проверять адрес. Они взяли банк и, освобождая тотошника, предупредили, чтобы помалкивал. Но тот не стал молчать, и через неделю троицу вызвали на коллегию защиты гражданских прав. Когда оглашали выдвинутые против них обвинения, эти трое обменивались удивленными взглядами, а потом начали хохотать.

«Голые? Ленточки на шлангах? Да вы сошли с ума. А тот, кто подал жалобу, наверняка только что вышел из психушки».

В протоколе записано, что Станислав орал на судей. И они сочли, что обвинения беспочвенны.

О'Брайен слушал, катая стакан между ладонями и уставившись на батарею бутылок, которые украшали полки бара.

Потом повернулся и, с деланным безразличием посмотрев на бородатого легавого в поношенной одежде, поднял руку и потер пальцами друг о друга.

— У них, наверное, деньжата водились, и немалые, а?

Полицейский украдкой оглядел шумный бар.

— Очень большие, — прошептал он. — У них все было схвачено. Букмекеры, приемщики ставок, торговцы, даже проститутки. Говорили, что все сутенеры должны были выкладывать им деньги за каждую из своих девиц. За что им было обещано избавление от конкурентов.

О'Брайен насторожился. Пьян или нет, парень на соседнем стуле — полицейский, и нюх у него отточен. Чтобы не подчеркивать свой интерес к тем троим, он сменил тему, переключившись на условия работы полицейских, и был тут же вознагражден горячей речью:

— Проклятые мусорщики зарабатывают больше нас, а ведь ни один из этих ублюдков не работает больше трех часов в день! Поезжай в любой день недели на Четвертую авеню и увидишь шесть-семь мусоровозок около бара Мак-Гилла. Они торчат там с одиннадцати до четырех дня.

Когда бородатый прервал свою речь, чтобы позвать бармена, О'Брайен как бы между прочим спросил:

— Наверное, дома у них сплошной ад?

Бородач растерянно взглянул на него.

— У кого?

— Ну, у этих троих, про которых ты рассказывал.

— А, у них…