Полиция

Интересно, насколько серьезно Виржини и Аристид продумали все детали своей бредовой идеи? Похоже, только он, их начальник, еще не лишился здравого смысла. Эрик с изумлением осознает, что хладнокровно обдумывает подробности возможного бегства их пленника. Когда на помощь прибудут коллеги из 93-го департамента[11], они притворятся раздосадованными, будут злиться, повторять, что не понимают, как им удалось его упустить. О происшествии сразу же сообщат начальнику комиссариата. Завтра об этом узнают все коллеги. У них будет столько проблем, что даже подумать страшно. В ближайшие дни, пока будет идти разбирательство, им по нескольку раз придется отвечать на вопросы руководства, снова и снова повторять, что они не заметили, как задержанный отстегнул свой ремень безопасности. Чтобы как-то оправдать свою оплошность, им придется признать, что они не проверили центральный замок, а возможно, даже указать на коллег, знавших, что он не работает, и не сообщивших об этом, или обвинить во всем механика комиссариата. Подумали ли Виржини и Аристид, что, прежде чем позволить задержанному бежать, им нужно обговорить единую и единственную версию событий. Отвечая на бесконечные вопросы начальства, им придется следить за тем, чтобы история была не слишком связной, иначе это вызовет подозрения. Нужно, чтобы их свидетельства были неточными, но совпадали, нужно упомянуть какую-то деталь, которую невозможно выдумать и которая непременно придаст их рассказу достоверность, не позволит даже заподозрить их в том, что они помогли задержанному.

После этого они несколько недель или даже месяцев будут изгоями. Они распрощаются с повышениями, премиями за заслуги, получат дисциплинарные взыскания – повезет, если они отделаются всего лишь замечанием или выговором. Если из-за этой истории пострадает репутация комиссара или начальника полиции, о ней забудут очень и очень нескоро. Им перестанут давать отпуск в нужное им время, не станут отправлять на отдых для восстановления сил, откажут в сверхурочных.

Эрик покусывает губу в полутьме салона. Виржини и Аристид по-прежнему хранят тяжелое, оглушительное молчание. Они больше не смотрят друг на друга. Эрик чувствует себя неловко: ему хочется возобновить разговор, оправдаться, дать какое-то объяснение, да что угодно, лишь бы не утратить их доверие.

– Вы что, хотите, чтобы нас разжаловали до велополицейских? Думаете, в комиссариате нам поверят? В XII округе я бегаю быстрее всех.

Так вот в чем дело, он не хочет рисковать своей репутацией.

– У меня еще никогда никто не убегал, и все об этом знают.

Виржини хватается за соломинку.

– Кстати, как тебе это удается? Ты обещал, что расскажешь.

– А я уж думал, ты никогда больше об этом не спросишь, – вздыхает он.

Она улыбается.

– Я тебе объясню. Но только тебе. К тому же, пока я говорю, ты точно не выкинешь никаких глупостей.

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты понимаешь.

– Нет.

– Да неважно. Если какой-то тип пытается от тебя сбежать, то сначала он ломит что есть сил. Но тебе нет смысла сразу выкладываться по полной. Ты бежишь за ним, но не пытаешься догнать, просто не теряешь из виду. В начале нужно притормозить, поберечь силы.

– Серьезно? Притормозить?

– Именно что. Нужно выждать. Главное – не дай затащить тебя туда, где тебе не хочется оказаться. Короче, нельзя терять бдительность. И в какой-то момент он начинает выдыхаться. Он уже не может бежать, у него колет в боку, в горле пересохло, он устал. И тут ты слегка ускоряешься и берешь его голыми руками. Вот и все.

– Жаль только, что в воскресенье ты повредил ногу на футболе, – сообщает Аристид.

– Да уж, как глупо, – тут же подхватывает Виржини.

– Вы меня достали. Хватит уже меня обхаживать. Думаете, я совсем идиот?

Он для порядка повышает голос, но тон уже сменился. Вот и подробность, которая нужна, чтобы их объяснения выглядели правдоподобно. Коллеги поднесли ее на блюдечке. Нужно слегка приукрасить боль, которую он ощущает в бедрах после последней тренировки. Придется слегка прихрамывать, чтобы было похоже, что у него сводит мышцу.

– Нас никто не обязан любить, – продолжает он, чтобы не дать им себя заговорить.

– Ну вот, сразу громкие слова, – усмехается Аристид.

Виржини переводит дыхание, словно теперь ей до невозможного сложно повторить свой вопрос.

– Почему мы должны этим заниматься? – тихо спрашивает она.

– Ты опять за свое?

Опасный разговор ненадолго стихает. Грязное дело доверили плохо оплачиваемым сотрудникам государственных органов, которым придется с этим жить. Ответственность за случившееся разделят префектура, охранники, конвоиры, пограничники, пилоты, бортпроводники: все они смогут утешаться мыслью о том, что основную работу сделали не они, а кто-то другой.

– Моя задача, – важно заявляет Эрик, – состоит в том, чтобы вернуть вас сегодня домой живыми.

– А что нам угрожает? – спрашивает Аристид. – Взгляни на него, он размером с десятилетнего ребенка.

– Я не о нем говорю.

– А о ком?

– Ни о ком конкретно. Я говорю в целом.

Ночная тьма поглощает свет придорожных фонарей. Сидящих в машине завораживает их слабое, мерное мерцание.

19