Они въезжают в зеленый городок Оне-су-Буа. За автоцентром «Каргласс», ниже уровня автострады, виднеется двухэтажный «Макдоналдс»: он еще открыт. Они объезжают здание, чтобы попасть на стоянку, минуют строящийся дом с рекламным щитом компании «Феникс». Аристид паркуется. Виржини первой вылезает из машины, оставив пленника на заднем сиденье.
– Давайте быстро, – бросает Эрик, опустив стекло.
– Надеть ему наручники? – спрашивает Виржини.
Эрик на миг замирает, обдумывает ее вопрос. У него тоже есть гордость. Он что-то бормочет себе под нос, качает головой, повторяет:
– Пошевеливайтесь, я не хочу тут ночевать.
– Мы на пять минут, – улыбается Аристид. – Сам знаешь, мне больше пяти минут не нужно.
Виржини и Аристид молча доходят до террасы «Макдоналдса», поднимаются по ступенькам, идут мимо пустых столов, ужинающей семьи, влюбленной парочки, огибают игровые лунные модули в детском уголке. Толкнув дверь, ныряют в наполненное сладковатым запахом помещение. Теплые цвета хорошо сочетаются с благородными материалами – дерево, кожа, матированный алюминий. Сегодня вечером, в этом фастфуде, Земля кажется вполне пригодной для жизни. Доказательство – они могут здесь сесть и поесть. Столы, навечно привинченные к полу, расставлены вокруг нескольких сенсорных терминалов. Они встают в очередь, поворачиваются друг к другу, встречаются глазами, словно после долгой разлуки. Она впервые за день смотрит ему в лицо. До этого момента она видела лишь его затылок, макушку, нос, крупные уши, его отражение в зеркале заднего вида. Она едва достает ему до плеча. Не зная, с чего начать, она с улыбкой вскидывает брови, словно призывая его в свидетели тех мелких трудностей, что подбрасывает им жизнь. Даже в такой момент она умудряется заметить, что он хорош собой. Это просто невыносимо.
– Не смотри на меня так, загоришься, – выдыхает Аристид.
Ему хочется широко улыбнуться ей в ответ, но он не понимает, действительно ли они уже помирились.
– А ты с характером.
– Ты тоже, – парирует Виржини.
Они здесь вдвоем, притворяться больше не нужно. Ей хочется нежно обнять его: она – словно нищая принцесса, в чьих силах лишь одарить принца поцелуем. Она вдруг чувствует, что любит его, ощущает, как из самого центра ее тела поднимается тепло, заполняя ее целиком. Сдерживает желание прижаться к нему, положить голову ему на грудь. Представляет себе эту картину, реакцию посетителей и кассиров на двух полицейских, решивших понежничать у всех на глазах.
– Почему ты улыбаешься? – спрашивает он.
– Просто так.
Она на миг опускает глаза, собирается с мыслями, вспоминает про таджика. Нельзя думать ни о чем, кроме таджика.
– Как думаешь, этот парень может сбежать?
Он не знает, как следует понимать вопрос: она решила обсудить с ним объективную опасность того, что арестант сбежит, пока за ним присматривает один Эрик, или выражает надежду?
– Нет, – на всякий случай говорит он.
– Ты бы его отпустил?
Она задает вопрос торопливо, боясь упустить момент, когда об этом еще можно говорить. И тут же замолкает, почти стыдясь того, о чем спросила.
– Я? – изумленно переспрашивает Аристид.
Он отворачивается с грустной улыбкой.
– Не знаю… Если хочешь…
И добавляет нарочито шутливым тоном:
– Ты же знаешь, у меня не бывает собственного мнения.
Она знает, насколько справедлива его самоирония. Он может принять окончательное решение и передумать спустя пятнадцать минут, регулярно убирает обратно в морозилку то, что только что начал размораживать, изображает крутого парня, которому все нипочем, хотя на деле очень раним. Она видела его в деле. Он готов сыграть любую роль, лишь бы привлечь внимание: он может быть жертвой, преследователем, спасителем. Может в любую секунду замолчать и опровергнуть свои же слова. Обожает давать обещания, которые никогда не сдержит, – это его легкие деньги, потребительский кредит, который ему не придется возмещать. В обычной жизни он ведет себя крайне непоследовательно. Всегда с головой ныряет в происходящее, обольщает, сорит деньгами, вживается в свою роль. Но в следующий же миг без предупреждения исчезает, пару дней не отвечает на звонки, словно напоминая: «Не влюбляйся в меня, меня нельзя приручить, наши отношения завтра закончатся».
Они возвращаются к машине с коричневыми бумажными пакетами в руках. Она смотрит на часы, выуживает из пакета пару ломтиков картошки, жует. Еще не полночь, еще можно. Боль в животе стихла, пока Аристид мчал по шоссе, словно преследуя кого-то. Эрик и задержанный смотрят на них из машины. Виржини прячет улыбку, увидев за стеклами их лица. Они не понимают, как смешно выглядят, сидя в машине, друг за другом, с одинаково повернутыми вправо головами – словно пара сурикатов.