Полиция

Эрик откидывается на спинку сиденья. Он буквально слышит мысли, роящиеся у них в головах. Они считают, что он предатель, что он сдался, смирился. Они уверены, что он умеет лишь выполнять приказы. Но они ошибаются. Они ничего не заметили, ведь на службе у него отличная репутация, – но его броня дала течь. За последние два года полиция проникла во все, даже самые потаенные, уголки его жизни. Он перестал считать сочельники, семейные обеды, вечеринки у друзей, дни рождения, праздники, которые ему пришлось пропустить из-за работы. В электричке он регулярно садится у самых дверей, чтобы за спиной не было других пассажиров, и держит в поле зрения весь вагон. Бдительность настолько вошла у него в привычку, что вечером, возвращаясь домой, он машинально проверяет, нет ли за ним хвоста. Выбирая няню для детей, он изучает ее личное дело – хотя это и противозаконно. Он узнает по своим каналам, нет ли у нее судимостей: он должен убедиться, что данные не подделаны. Садясь в машину, он напряженно ждет, пока включится противоугонная система, и старательно осматривается. Даже в гражданской одежде он все равно ощущает себя в форме. Даже когда у него за спиной, на заднем сиденье машины, шумят его дети, он все равно патрулирует окрестности. Паскаль, жена, часто просит его не всматриваться в лица прохожих. Но он ничего не может с собой поделать, и порой его даже спрашивают: «Мы знакомы?» На улице он просит Паскаль придерживать сумку рукой и идти подальше от проезжей части. Он не разрешает ей доставать мобильный телефон в общественном транспорте. Они договорились, что никогда не будут расставаться не помирившись – даже после самой ужасной ссоры. Ведь может случиться так, что однажды ей позвонит кто-то другой и расскажет, что с ним случилось. Он, как и все полицейские на свете, женат на своей работе. Внешне он очень собран. Кому-то может показаться, что, постепенно увеличивая дозу яда, он со временем выработал иммунитет против повседневного зла, привык к несправедливостям этого мира. Но он просто утратил чувствительность. Он не крепче, не сильнее, не профессиональнее остальных, он просто равнодушнее их. С годами его лицо превратилось в маску. Но внутри него уже начались необратимые изменения. По утрам, выбирая трусы, он помнит, что они должны выглядеть прилично – на случай, если этот день станет последним в его жизни. Трусы должны смотреться нормально – в больнице, в морге, на столе патологоанатома. Эта мысль может мелькнуть лишь на секунду, но без нее не проходит и дня. Он надевает трусы, которые не покажутся смешными судмедэксперту. Он больше не может отделить работу от жизни. Неужели он и правда до этого дошел? Иногда вечером, вернувшись домой после вызова на место убийства, он останавливается перед входной дверью. Ждет, когда свет на лестнице погаснет[12], и раздевается. Снимает с себя всю одежду. Ему хочется оставить все дерьмо за порогом, зайти в квартиру совершенно нагим. Он проходит через темные комнаты, держа в руках скомканную форму, идет прямиком в ванную и заталкивает одежду в стиральную машину. Даже два цикла стирки не могут устранить запах тухлого мяса. Он бесконечно стоит под душем, но никак не может смыть его с кожи. Паскаль никогда не говорит ему, что от него пахнет трупом, но он узнает этот сладкий, смутный, аммиачный запах среди тысяч других. Однажды утром, здороваясь с коллегой по работе, он почувствовал, что этот запах перебивает аромат ее духов. Запах навсегда въелся в их кожу.

20

Сегодня днем Эрик в сопровождении Виржини и Эрве ездил в небольшой частный дом на краю Венсенского леса: там произошла кража со взломом. Он ожидал, что это будет обычный выезд: дежурные слова сожаления, потрясенная вторжением семья. Грабители проникли в дом ночью, рылись в ящиках прикроватных столиков, пока хозяева спали. Эрик боялся, что ему придется утешать этих людей, объяснять, как им повезло, что они не проснулись, но нет, открывшая дверь дама вовсе не выглядела напуганной. Даже если она и была расстроена, он этого не заметил. Потерпевшая напоминала преподавательницу танцев на пенсии: изящная фигура, красивое морщинистое лицо.