Полиция

Они идут к машине, чтобы поскорее отправиться назад, в свой XII округ, чтобы этот день наконец закончился.

Виржини чувствует, как с нее сваливаются форменные штаны, поддергивает штанины, чтобы не наступать на них.

Она падает на заднее сиденье, как тюк с бельем. У нее совершенно нет сил. На полу под сиденьем блестят монетки. Пустое место рядом с ней вдруг кажется ей огромным.

Эрик трогается с места, едет тем же путем обратно к автостраде: минует техцентр и электростанцию, объезжает долговременную парковку, гору земли, здания агентств, головной офис «Эр Франс».

Уткнувшись лицом в стекло, Виржини машинально вытаскивает из волос шпильки, несколькими движениями распускает предписанную уставом прическу. Волосы свободно падают ей на бронежилет, рассыпаются по форменной куртке. Аристид оглядывается на нее через плечо. Эрик поправляет зеркало заднего вида, притормаживает. На службе они всегда видят ее с собранными на затылке волосами. Она скрещивает руки на груди, ежится. На ресницах дрожат слезинки. Она растеряна, но не покорилась. Она красива, как никогда.

В салоне на миг повисает странный, едкий запах. Сама того не желая, она выпустила на свободу частички пепла с пожара. Впервые за весь день распустив волосы, она сбросила на сиденье серые хлопья, запутавшиеся в ее прядях еще днем, на стадионе «Лео Лагранж».

– Все нормально? – робко спрашивает Аристид, заметив, что она сильно побледнела.

Она чувствует, как рот наполняет кислая слюна.

– Тормози! – кричит Аристид Эрику.

Она распахивает дверцу, не дожидаясь, пока машина остановится, и блюет на обочину, придерживая волосы. Распрямляется и снова сгибается пополам, отплевывается, хрипло ругается. Спускает ноги на землю, переступает через разлетевшуюся по дороге звездой блевотину, отходит от машины, чтобы вдохнуть свежего воздуха. На лбу у нее выступили капельки пота.

«Сегодня мы направили в Европейский суд по правам человека запрос об отмене экстрадиции. Если нужно, они пришлют факс завтра утром».

Они еще не выехали с территории аэропорта.

Она делает несколько шагов по узенькой обочине у отбойника, останавливается. «Лучше бы он сгорел в камере, это было бы не так лицемерно».

Она прислушивается к мерному гудению самолетных двигателей: к нему примешивается тихий свист, дрожащий, словно нота, которую тянут слишком долго. Самолеты выезжают из-за зданий терминалов, звук слегка запаздывает, едут мимо диспетчерской вышки, медленно выруливают на взлетное поле. Она идет вдоль отбойника, дальше от машины.