– Нет, таков протокол. Вы оставите мне свой номер мобильного. Поедете обратно и будете держать телефон при себе. Если самолет вернется, мы вас вызовем. Хотя, конечно, они никогда не возвращаются. Но взлета вам все же придется дождаться.
Они оборачиваются к двум конвоирам в открытой камере. Те продолжают задавать вопросы, возникающие по мере чтения документов задержанного. Они никак не реагируют на ответы, даже не стараются выслушивать их до конца. Кажется, что главное для них – просто говорить.
–
Эрик, Виржини и Аристид незаметно подходят поближе к камере, делая вид, что их крайне интересует содержимое стоящих рядом с ней автоматов с чипсами и напитками. Конвоир помоложе и поболтливее – красавчик с серыми глазами с поволокой. Второй выше ростом, тоньше, с редкими волосами; но в нем тоже чувствуется огромная сила. Их руки беспрерывно снуют по документам, расправляют их, похлопывают ими по коленям, вертят их в крупных, источающих угрозу ладонях. Уже сами эти руки наводят страх: ясно, что если им окажут сопротивление, то они в нужный момент не дрогнут. Похоже, эти парни из тех, кто гордится, что никогда не бьет заключенных без причины: бить слишком пошло, профессионалы так себя не ведут. Им нельзя носить оружие. Они могут обездвижить голыми руками, умеют сохранять статичное положение на протяжении долгих минут, в ограниченном пространстве, будь то фургон или кресло, привыкли к бесконечной череде наручников. Их отбирают за выдержку, выносливость, за упрямство и целеустремленность.
И все же они продолжают послушно допрашивать таджика, не спускают с него глаз, словно со стоящей на плите кастрюли с молоком. По своей воле или насильно, но он сядет в самолет и покинет Францию. Он должен был понять это в тот самый миг, когда они зашли в это нелепое помещение, где не хватает лишь крыс, где каждый уголок, каждый предмет кричит о полной нищете, где все так изношено, что бедность сразу хватает за горло. Он сядет в самолет. Но конвоиры продолжают его допрашивать, желая убедиться в том, что он смирился, что в глубине души он согласен. Они смотрят ему в глаза, словно оценивают, достоин ли их такой противник. Они беседуют с ним, чтобы проверить, но в то же время пытаются отвлечь разговором, зная, что слова успокаивают, смягчают и, возможно, удержат его руку, если ему в голову придет мысль сделать что-то дурное. Они привыкли готовиться к худшему и умеют реагировать, они знают, что все может перемениться за одну секунду. Они помнят, как молодой украинец впал в истерику так быстро, что они не успели и глазом моргнуть, и кинулся в драку против шестерых их коллег; как сомалиец прятал в пищеводе бритвенное лезвие, привязав его на веревке к зубу; как чеченца отправили в рентгеновский центр аэропорта после того, как он по кускам проглотил пять металлических вилок. Асомидин Тохиров для них не только таджик, он – украинец, сомалиец, чеченец, и конвоиры беседуют с ним, словно две болтушки, не слишком стараясь скрыть недоверие, словно два старикана, решившие измотать его разговорами до самой посадки в самолет и тем самым избежать непредвиденных ситуаций. В то же время они изо всех сил пытаются быть милыми – попытка не пытка. Они будто бы хотят угодить ему, предлагают помочь, спрашивают, есть ли у него во Франции машина, о которой нужно позаботиться, хочет ли он позвонить или, например, переодеться, предлагают принести ему костюм, в котором он по прибытии будет выглядеть более презентабельно, рассказывают о формальностях, которые предстоит соблюсти, хотя он ни о чем их не спрашивал, убеждают в том, что решение о его депортации может быть аннулировано даже после его высылки из страны. Эрик, Виржини и Аристид понимают, что конвоиры вполне искренны, и их едва ли не трогает эта неловкая предупредительность, эти неумелые попытки завязать простые, непринужденные отношения с задержанным, добиться того, чтобы высылка прошла как можно спокойнее.
Конвоиры переводят его в другую камеру для последнего обыска, осмотра ротовой полости, описи вещей и документов, чтобы по прибытии в место назначения не возникло недоразумений. Оба конвоира заходят вместе с таджиком в маленькую камеру, закрывают за собой дверь и задергивают шторку. Виржини и Аристид используют этот момент, чтобы улизнуть от Эрика, выходят пройтись у края взлетного поля.
– Берегитесь комаров! – кричит им вслед служащий за стойкой, и они не понимают, шутит он или говорит серьезно. – Тут много малярийных…