Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)

Первое, что увидел мистер Кэмпион, войдя, — это затылок и часть лба Джона. Мистер Уидоусон откинулся в своем кресле, повернутом спиной к двери, и завороженно, если не сказать остолбенело, наблюдал за происходящим перед ним действом.

На коврике у камина стоял сэр Александр Барнабас, приняв одну из самых знаменитых своих поз, и Кэмпион в полной мере оценил его дар овладевать всеобщим вниманием. Крупный мужчина, высокий, прекрасного телосложения и с величественной головой, которую венчали густые пепельные локоны: посередине они были разделены гладким пробором, а по бокам зачесаны так, что — то ли случайно, то ли намеренно — создавали у окружающих обманчивое впечатление, будто парик барристера — его неотъемлемая часть.

Лицо сэра Александра отличалось классической красотой; гладко выбритое и живое.

В данную минуту сэр Александр излучал властность. Одна рука была воздета к потолку, другая покоилась за широкой темной спиной.

— Это исключено, — говорил он. — Со-вер-шенно исключено.

И мистер Кэмпион ему немедленно поверил — каким бы ни был предмет обсуждения.

При появлении Кэмпиона Джон вышел из ступора и представил новоприбывшего.

Мистеру Кэмпиону дали понять, сколь выдающаяся личность до него снизошла: ему мимолетно пожали руку и тут же перевели в разряд малозначительных, а благозвучный голос кузена Александра продолжил вещать:

— Нам нужен оправдательный приговор. Полное и безоговорочное оправдание, без единого пятнышка на репутации мальчика.

Мистер Кэмпион устроился на краешке кресла в дальнем углу комнаты и стал внимательно слушать. Похоже, сегодняшний день полон чудес.

— Однако ты должен понимать, Джон, — твердо продолжал адвокат, — обвинения против Майка очень серьезны. Косвенные улики бывают просто неумолимы.

Мистер Кэмпион подобрался. Близость столь могущественной персоны выбивала из колеи. Когда сэр Александр говорил о серьезности, воображение невольно рисовало международный кризис.

Джон хотел было заговорить, но получил ответ, не успев сказать и слова.

— С мальчиком я виделся, — сообщил кузен Александр. — И убежден в его невиновности. Невиновности! — повторил он и вперил взгляд в Кэмпиона, который почувствовал себя кроликом в ослепительном свете автомобильных фар. — Я слышал его показания. Лишь невиновный дерзнет сделать столь дискредитирующее признание. Отчего он заявил, будто не имеет алиби? Оттого, что говорил правду.

Адвокат обвел глазами комнату.

— Неужто вы не видите, как все было?! — с жаром продолжал он. — Ослепли? Или обнаженная истина оскорбляет вашу благопристойность? Вообразите…

Возбуждение спало так же быстро, как возникло, голос стал увещевать:

— Подумайте о том, что Майк рассказал полиции. О гибельных событиях того рокового вечера, изложенных так просто, словно их рассказывает дитя. Это дитя не только невиновно, но и совершенно бесхитростно, ведь ему и в голову не приходит, что его невиновность поставят под сомнение.

Мистер Кэмпион задумчиво сел поудобней. Насколько же терпимее выглядела эта драма до тех пор, пока на выручку не пришел мастер!.. На свидетельской трибуне Майк выдал вполне унылую историю, однако в умелых руках сэра Александра она превратилась в головокружительное переживание, а то и образец морали.

Тем временем великий муж продолжал разглагольствовать, наполняя комнату мелодичными и невыносимо громкими звуками.

— Коронер пожелал знать, где был Майк между пятью и девятью часами вечера — поскольку этот временной интервал оказался решающим в данном деле. И что же сделал мальчик? Сочинил ли он себе множество маленьких алиби, которые безжалостный полицейский допрос разбил бы в пух и прах? Или сказал правду? «Я гулял», — ответил он. «Бродил в одиночестве по лондонским улицам, среди тысяч собратьев-мужчин, и ни один из них не придет подтвердить мои слова. Я был один»…

— Да, но зачем? — раздраженно воскликнул Джон, который, судя по всему, пропустил мимо ушей леденящую концовку речи. — С какой целью Майку понадобилось вот так бродить?

На долю секунды великий муж, видимо, был выбит из колеи. Он явно не привык к тому, чтобы его прерывали: взгляд дрогнул, в прекрасном голосе промелькнули укоризненные нотки.

— Если проявишь терпение, я расскажу. Майк молод. И повинен в преступлении, которое, хоть и достойно осуждения, принадлежит к разряду тех напастей, что происходят с молодыми людьми помимо их воли. Он влюбился в чужую жену. Но признания ей не сделал. Майк был верным рыцарем и видел, как его любимую тиранит мужчина, не ценящий ее достоинств, как он пренебрегает ею. Эта связь с начала до конца носила невинный характер. Однако сдержанность нашего мальчика вовсе не умаляет его страсти. Наступил вечер, когда любимой Майка предстоял долгий разговор с мужчиной, к которому она была прикована всеми юридическими и моральными цепями, какие только изобрела цивилизация. И вот представьте…

Зычный голос перешел почти в шепот; мистер Кэмпион, понимавший, что слушает правду в драматизированной форме, испытал потрясение.