Странные эмоции владели мной. Ладони сползли чуть ниже, понятно куда. Она прижалась ко мне еще, хотя невозможно понять куда уж ближе, не будучи против. Я напрягся еще сильнее. Но это все было так холодно, так глупо. Ни капли человеческого, в моих физиологических реакциях я не ощущал. Мозг констатировал во всем это простые проявления животного начала.
Тогда-то, и пришлось сказать. Сказать именно поэтому, что если бы я не сказал, то наш поцелуй и контакт, перерос бы в нечто большее, что уже не удалось бы разорвать так легко.
Я сказал ей.
Она меня выслушала.
Я не стал объяснять что и как. Просто сказал ей. Кирины глаза остались безучастными. В них не появилось даже грусти. Мои губы окончательно стали резиновыми. Даже когда она поцеловала меня еще раз. Зажмурившись, выдавив пару слез. Она сильно вжалась в меня, во время этого второго поцелуя, а я просто стоял, не зная как ответить. Принимая как должное.
- Наверное, это к лучшему.
Конечно же, она ушла.
Мои пальцы обнаружили капли ее слез, на щеках. Что-то во мне трещало, рвалось и стонало. Скованное миллиардом цепей, запертое в клетку из миллиарда стальных прутьев. Жаждущее свободы. Жаждущее. Свободы.
Я упал на колени. На джинсах потом осталось немного неотмываемой зелени.
Я повернулся к дереву, и ударился об него лбом, зафиксировал царапину, и боль.
Я заплакал. От слез не становилось легче. Просто, горячие соленые капли. Обыкновенная физиология.
Евгений Павлович уже ждал меня. Конечно. Я был в этом уверен. Меня никто не остановил, однако, явно доложили.
На столе, уже дымилась вторая кружка горячего чая.
- Николай?
Я сел на стул, умытый, со слегка саднящим лбом. Не стоило приходить в такое место с красными глазами, и грязной царапиной. Это ничем не смогло бы помочь.
- Евгений Павлович. - я посмотрел ему в глаза. Серыми глазами, в сером кабинете. - Что вы со мной сделали? Что со мной сделали?
Он молчал секунды три.
- У тебя царапина на лбу.
- Я знаю. Это неважно. Просто ответьте мне. Пожалуйста.
- Я не понимаю тебя, Николай.
- Конечно. - я не стал улыбаться, хотя мне хотелось - Эта штука в моей голове. Что она со мной сделала? Почему я такой стал? Я ничего не чувствую. Совершенно ничего уже, вы это понимаете?
Он опять молчал, словно подбирая слова.
- Что ты имеешь в виду?
- Может и не понимаете. - теперь вот, мои губы и тронула улыбка - Все что есть, лишь тяга к этой вашей работе. К этим вашим Объектам. А все остальное, нафик. Я не был таким раньше. Почему вы меня таким сделали?
- Я тебя таким не делал. Никто тебя таким не делал. Не вини других.
- Не виню. Я не виню. Не закатываю истерик. Просто спрашиваю у вас. Ведь вы знаете. Вы не можете не знать это все.
Третья пауза.
А вот на этом месте, должен бы закричать петух.
- Коля. Я не знаю, что с тобой произошло, но поверь, если бы знал, то непременно бы тебе ответил. - его лицо иллюстрация в словаре, для слова "Сопереживание". Он вызвал врача по коммуникатору, и пришедший врач, снова, с запахом картона, дал мне пару таблеток глицина.
Перед тем как уйти, я спросил:
- Можно мне уехать домой?
В ответ, холодное покачивание головой. Снова правдиво-неправдивое "сопереживание" вместо лица:
- Извини, но не сейчас. Коля, это для твоего же блага.
- Конечно. - ответил я - Прекрасно вас понимаю.
Мысли словно взбесились. Я и раньше с трудом ими управлял, но теперь они скользили сами. Сами. Сами.
Сами.
Я сижу в автобусе, и мои мысли сами. Сами. Сами.
Я теперь дома и мне четырнадцать лет, меня целует девочка из параллельного класса, и мне приятно.
А вот я с Сойер, недавно. И у меня неживые губы, и я немногим отличаюсь от резиновой куклы.
Кто же мы с тобой, Клок? Кто же нас такими сделал?
- Кто написал меня, переписал меня... кто заставил меня... зачем...
От меня отсаживались люди. Я вышел не на своей остановке, потому что не мог предпринять других действий, да и к тому же, от них пахло угрозой.
Швейк чувствовал запах могилы от кулака тюремщика, а я чувствую - запах угрозы.
- Смешно.
- Простите, что?
- Зачем вам это знать?
Идти мимо. Идти домой. Недалеко осталось. Голова в состоянии совсем странном.
Ключевые слова застряли у меня внутри и я не могу их вытащить. И мысли не могу запрячь, что? Какие-то непонятные ключевые слова, неизвестные ключевые слова, ненужно-нужные ключевые слова. Ключевые шаги до дома, они остались ключевые шаги до дома. Бывает, заходишь так, а там ничего и нет. Или что-то есть. Ты заходишь, и не надо выходить, главное это ключевые ключи. Ключевой ключ?
- Ключевой ключ.
Ключевой ключ. И еще кровать. Она не ключевая, но она кровать. Она лежабельная, лежабельная кровать. Лежать на лежабельной кровати, это же очевидно! Лежать на лежабельной кровати, и не сопротивляться серой серости, потому что серая серость везде. И серые люди везде, а ведь если серые люди везде, то зачем бежать в это самое везде?
И наконец, вот и она! Ждать пришлось долго, серую серость родила темнота с блестками. Смотрел на это рождение, и рад что не акушер этого се-чер-ро-но-го-го рождения.