Полиция Российской империи

Хитроумно придумано, но тем не менее для меня не отрадно. В то время все невзгоды вместе с повышением по службе обрушились на меня: ежедневное пребывание в грязном помещении, без всяких удобств и приспособлений для занятий, отталкивающий вид служащих, видимое их отчуждение от меня и неприязнь, невозможность, в особенности перед праздниками, найти новую квартиру для участка, так как в то время ни один домовладелец не соглашался поместить в своем доме участковое управление, боясь крика пьяных, доставлявшихся в управление, и стечения разного черного народа. К этому затруднению присоединялась боязнь впасть в какую-нибудь ошибку по службе, провалиться на первых же порах, а при недружелюбии служащих это было весьма возможно; в особенности враждебно, нимало того не скрывая, держал себя мой помощник, старый полициант, прослуживший в Москве 20 лет и отличавшийся там по сыскной части; эта старая полицейская крыса никак не могла примириться с тем, что над ним, по его понятиям, неподражаемым знатоком полицейского дела и матерым полициантом, поставлен во главе почти неофит в службе, нечто, по его оценке, вроде мальчишки и щенка. Звали этого моего хулителя и недруга Катарским; он всячески язвил и умалял значение водворявшихся мною порядков, и так как до меня не было никакого порядка, и эта сумятица была очень по сердцу мироновичевским молодцам, то, очевидно, все они были на стороне Катарского. Среди этого хаоса некуда было уйти с своими душевными тревогами: знакомых, тем менее друзей, я не имел, а покинутая Мироновичем барышня, ради соблюдения моих удобств, еще боле увеличивала мои треволнения, так как и в квартире я не мог уединяться, чтобы поразмыслить о своем положении и дать себе отчет во всем, — она караулила мой приход и не переставала проявлять свою заботливость тем, что не покидала меня в одиночестве.

При иных качествах этой особы такая ее заботливость могла бы повести к иным результатам, но качеств-то и не было: удивительно отталкивающей, злой наружности, озлобленная, не приученная к добрым делам и не видевшая добрых примеров от брата, сестра его в течение двух недель, проведенных мною в ее сообществе, вместо сближения, о чем, вероятно, мечтал Миронович, возбудила во мне столь сильное отвращение, что я напряг все силы, чтобы отыскать квартиру, и хотя найденная была не более удобною, чем полученная мною в наследство, все-таки постарался убраться подальше от ненавистного мне соглядатайства и с нового года перешел в новое помещение, в котором, кроме участка, была и для меня маленькая, из трех комнат, без кухни, квартира.

Предстояло выработать себе образ действий с окружавшими меня: с многими помощниками-служащими, жителями вообще и домовладельцами в частности. Рассудил я так помимо виденных мною примеров, что пристав сам должностное лицо, поставленное для предоставления всяческой заботливости об обывателях без исключения, и что я обязан всем, являющимся в мое управление, оказывать быстрое и полное удовлетворение без различия званий и состоянии; равно, насколько то в силах человека, следить, чтобы все жители участка пользовались возможно лучшими удобствами, поскольку удобства эти зависят от полицейской власти и наблюдения, и, остановившись на этой программе, я, не пропуская ни малейшего случая, стал требовать такого же отношения к службе и от всех своих подчиненных; что касается личного особого знакомства с домовладельцами и высокопоставленными лицами, то решил ни к первым, ни ко вторым не являться с визитами, полагая, что равные мне и имеющие нужду или желание в знакомстве со мною могут сами сделать первый шаг, а старшие в служебной иерархии, т. е. высокопоставленные особы, могут потребовать меня к себе; если же ни те ни другие не найдут нужным беспокоить меня, тем лучше для меня, ибо больше будет свободного времени для дела, а дела было много, очень много, и я решился посвятить себя исключительно службе.

Это решение совершенно совпадало и с тогдашним моим внутренним миром: потерпев страшную неудачу на поприще, так сказать, семейном, с растерзанным сердцем я не мог и подумать о повторении сеанса, никаких иных страстишек за мною не водилось, так как в полку занимался только чтением и в кутежах и картежных играх не участвовал, то обилие дела в моей новой должности было мне как раз по душе.

Находясь постоянно в занятиях, я забывал свое горе, меня радовало, что добытые мною самообразованием сведения мог применить с пользой для дела, а когда, вникая ближе в положение являющихся в участок людей, я заметил, что к полиции в большинстве случаев являются или мошенники, или «обремененные и страждущие», и что последним весьма легко подчас облегчить их скорби, это открытие доставило мне неиссякаемый источник и размышлений, и поучений, и деятельной заботливости.