Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев

В эти тяжёлые дни Хрущёв сообщал Сталину о состоянии здоровья Ватутина: «Заместитель тов. Бурденко — генерал-лейтенант Шамов, главный терапевт Красной армии генерал-майор Вовси и другие врачи, которые лечат тов. Ватутина, все единодушно решили, что тов. Ватутину нужно произвести срочную вторую операцию и перевязать вены, идущие от очага поражения, считая это мероприятие как первый этап борьбы с осложнением. Операцию тов. Ватутину врачи сейчас производят. Если эта операция не даст должных результатов, то, как они считают, может возникнуть необходимость более радикальной операции вплоть до ампутации»[562]. А 31 марта Хрущёв докладывал Сталину о результатах операции: «Была вскрыта рана, на глубине которой был обнаружен гнойник, не имеющий выхода наружу, вследствие чего у больного были приступы — ознобы и высокая температура.

Гнойник удалён и сделано отверстие от места гнойника наружу.

Необходимость в ампутации отпала. По заключению профессора Шамова, который лечит тов. Ватутина и сделал сегодня ему операцию, в состоянии здоровья тов. Ватутина должно наступить улучшение»[563].

Но никакого улучшения не наступило, хотя лечить Ватутина стали по-настоящему. Кто-то из весьма опытных врачей явно подал сигнал Хрущёву, что можно начинать «бить во все колокола», так как «дело уже сделано», наступило общее заражение организма.

«Бюллетень о состоянии здоровья тов. Ватутина.

1. 34е сутки после ранения.

2. Общее состояние больного Ватутина весьма тяжёлое. В течение дня состояние больного оставалось весьма тяжёлым. Температура колебалась от 38,2 до 40,2 градуса. Пульс от 120 до 140 в минуту…»[564]. Ситуация становилась критической. Сталин из Москвы по просьбе Хрущёва опять прислал Н.Н. Бурденко, который сразу заявил, что спасти генерала может только неотложная высокая ампутация правой ноги, несмотря на всю опасность этой операции. О необходимости ампутации доложили Сталину, на это были согласны и сам Ватутин, и его супруга Татьяна Романовна. Операция была сделана Николаю Фёдоровичу 5 апреля в 15.00. К ночи он начал выходить из послеоперационного шока. Отсечённая ткань была отправлена в лабораторию, где анализ биоматериалов показал патологические изменения тканей, кости и костного мозга. Поэтому операция не помогла, улучшения состояния здоровья раненого не наступало. На теле появились новые гнойники.

В Киев из Москвы для спасения генерала прилетела вторая партия врачей — академик Н.Д. Стражеско, хирурги кремлёвской больницы, профессора А.А. Бакулев и Н.Н. Теревинский, из Харькова приехал известный в СССР специалист по иммунизации профессор В.А. Коган-Ясный. Но, кроме смотра медицинских сил и полезного общения между приехавшими специалистами, ничего не вышло. Повернуть вспять время и спасти основательно заражённый, отнюдь не малярией, организм, было уже нельзя. А ведь месяц назад, сразу по приезду в Киев, риск потерять ногу, а тем более жизнь, у раненого командующего фронта был невелик, что констатировал прилетевший в первый раз из Москвы Бурденко. Поэтому Никите Сергеевичу не составило труда уговорить Ватутина лечиться у него дома. Об этом свидетельствуют и близкие, и воспоминания Ивана Владимировича Ковалева, бывшего в то время начальником Управления военных сообщений. Вот что он сказал в беседе историку Георгию Александровичу Куманеву: «Я навестил Ватутина в Киеве в конце марта или начале апреля. Он с супругой жил на квартире Хрущёва. Хорошая обслуга — врачи, сестры. Даже киномеханик тут, крутит в столовой фильм о войне»[565].