Полюбить бездушного

— Давай не будем об этом, — прерывает меня он, однозначно давая понять, что разговор закончен.

Какое-то время мы идем молча. Я рассматриваю местных жителей. Почти все чернокожие. У нас редко встретишь подобного. Их одежда простая и легкая — ситцевые рубахи, брюки, юбки, раскрашенные в пестрые, не всегда сочетаемые цвета. На ногах что у мужчин, что у женщин плетеные сандалии. Интересная мода.

Здешнего языка я не знаю. Хоть иногда слышится ломанный всеобщий, но в основном их речь чем-то похожа на карканье ворона. Иногда мне кажется, что они говорят обо мне.

Над головой пролетает кит. Никогда в жизни я не видела таких огромных китов! Наверняка он создан при помощи магии. В отходящих от него во все стороны проводах что-то пульсирует. Будто бы там мчится наперегонки стая светлячков.

Кит издает длинный, монотонный звук, чем-то приятный, а чем-то ужасный, похожий на стон, поднимается кверху, касается облаков, разворачивается и уплывает за высокие дома в несколько этажей.

Ко мне подбегает женщина-торговка, пытается надеть на мою шею бусы из разноцветных камешков, при этом улыбается и что-то бормочет на своем языке. Я тоже ей улыбаюсь. Здешний народ выглядит веселым в отличие от наших.

— Нравится? — спрашивает Чевинфорд.

— Конечно, — отвечаю я.

Он достает из кармана кошель, расплачивается с торговкой, та смеется и кланяется. Бусы остаются на моей шее. Они большие, но в то же время легкие. Хоть такое украшение не сильно подходит к моему платью, но мне нравится.

Я чувствую легкость. Дышу свежим, теплым воздухом, смешанным с запахом пряностей и жаренного мяса. Верчусь, разглядывая себя в стекле витрины с непонятной надписью, снова хватаюсь за руку Чевинфорда. Из головы улетучиваются всяческие неприятности, все, что случилось за несколько дней. Хочется жить и радоваться жизни. Может, мне стоит остаться здесь?

Даже Миш, все так же сидящее на плече капитана, кажется, радуется. Зверек рассматривает все большими глазами, пищит, перебирается с одного плеча хозяина на другое, потом обратно. Затем прыгает мне на руки, мне едва удается его поймать. Лижет меня в палец шершавым языком, попискивает, и снова возвращается к Чевинфорду.

Удивительное создание. Один его взгляд способен заставить думать о приятном. Может, именно его заслуга в том, что Чевинфорд еще не сошел с ума?

— Чаще улыбайся. Тебе идет, — говорит капитан.

И я улыбаюсь. Ощущаю себя маленьким ребенком, впервые попавшим на представление бродячего цирка с весельем и сладостями. Душа разрывается от счастья. Неустанно хохочу, находя смешное там, где его нет.

Вижу деревянный помост, на котором ансамбль из четырех музыкантов играет веселую мелодию. Вокруг пара десятков человек ритмично двигаются под музыку. Никаких привычных нам выверенных танцев, заученных движений и вычурной хореографии тут нет и близко — каждый танцует как хочет и никто никому не мешает.

Чевинфорд не говорит ничего, просто берет меня за руку и ведет к импровизированной танцплощадке, а потом начинает двигаться в такт незатейливой музыке.

Я какое-то время стесняюсь, оглядываю улыбчивых окружающих. Всем им нет до меня никакого дела. Они где-то в своих мирах, где каждому из них хорошо.

Музыка звучит все громче. Вижу улыбку Чевинфорда и не выдерживаю — бросаюсь в пляс. Мы беремся за руки, весело прыгаем, смотря друг другу в глаза. Ловлю в его зрачках отражения улыбчивых лиц, разноцветных домов, вновь проплывшего над нами кита.

На какое-то мгновенье чувствую, что мы с ним одни в этом мире буйства красок и музыки. Ну и Миш, конечно же, который непонятно как удерживается на его плече.

Беру его за руку, делаю оборот, как это учили на уроках хореографии. Сближаюсь с ним, легонько касаюсь пальцами его груди. Она теплая, даже горячая. Чувствую, как в ней бьется сердце.

Делаю шаг назад, пытаясь вспоминать слегка позабытые движения из уроков мистера и миссис Пиквинг. Танец моих бывших преподавателей всегда смотрелся как идеальная форма искусства: математически выверенная, точная, строгая. Каждое движение имело смысл, даже самые маленькие нюансы устранялись, и взгляду зрителей представало сосредоточение гармонии и точности. Вот только их натянуто улыбчивые лица после представления становились серьезными, немного грустными. Они не радовались, лишь давали друг другу комментарии в стиле «хорошо отработал».

В этом платье мне не очень удобно — оно узкое, где-то жмет, в другом месте натирает, не дает свободы ногам. Оно создано не для удовольствия, а для демонстрации.

Чевинфорд совсем не умеет танцевать. Его движения совершенно бессмысленны и несуразны, но в них есть что-то прекрасное. Глядя в его глаза, понимаю что. Истинная радость, не скованная правилами, запретами и законами. Он прыгает вокруг меня, берет мое запястье, плавным касанием тянется вверх. На какой-то миг, всего на долю секунды, он касается к моей груди, отдергивает руку, отходит, снова подходит и проводит ладонью по плечу.