Полюбить бездушного

Одни дома остаются такими же, как и были, другие превращаются в развалюхи с разбитыми окнами, облепленной штукатуркой и краской. Летающий кит отсюда выглядит еще крупнее, чем в реальности. Он покрывает собой весь город и воет так громко. что хочется оглохнуть.

По улицам города бродят еле различимые души. Одни яркие, а другие почти невидимые. Лишь контуры, по которым можно понять, что это не просто тень.

Приближаюсь к себе. Заглядываю в собственную ауру. Осматриваю её сантиметр за сантиметром, хоть понятия длины здесь относительны, как впрочем, и всего остального.

Моя душа такая же, как у обычного человека. На ней нет пятен использования запрещенной магии. Есть лишь множество угрызений совести. Может, инквизиторы ошиблись? Такое тоже бывает. Когда они арестовывали человека, а при более детальной проверке оказывалось, что он даже не чародей.

Собираюсь вернуться в реальность, но краем глаза что-то замечаю. Поворачиваюсь, и вижу маленького беса, который прицепился к моей сущности. Он чувствует, что попался. Сразу же исчезает. Растворяется в Тонком мире.

Зараза!

Если ко мне прицепился бес, то он почувствовал какие-то следы магии Тени или чего-то подобного. Так просто он не цепляется. Да и вообще десятой дорогой обходит праведных чародеев. Но почему я ничего не вижу?

Выхожу в реальность, смотрю на Чевинфорда, который бросает в воду ракушки. Те весело подпрыгивают на волнах и исчезают в морской пучине.

— На мне был бес, — говорю ему.

— Что за бес? — спрашивая он, не отводя взгляд от моря.

— Мелкий дух-паразит, цепляющийся к источникам отрицательной энергии. Грубо говоря — к магам-ренегатам. Но моя душа вполне обычная.

— Может, он ошибся, этот бес? — Чевинфорд кладет руку мне на плечо, аккуратно спускается к спине, щекоча мою спину. От его прикосновений становится немного спокойнее.

— Они не люди. В таком не ошибаются. Это как если бы ты спутал еду и кусок железяки.

— Пьяный могу и спутать, — усмехается проклятый капитан, опуская руку к моим бедрам. Я же не могу успокоиться. Кажется, что в любой момент из-за угла могут появиться инквизиторы.

— Не переживай ты. Инквизиции тут немного. Но подумай, стоит ли тебе уходить, — Чевинфорд прижимает меня к себе. Миш, будто понимая, что он тут лишний, спрыгивает с руки капитана, находит в песке камешек и начинает им играться.

Чевинфорд же аккуратно гладит мои волосы, потом нежно целует шею. От поцелуя по моему телу будто проходит ток. А затем наступает расслабление.

Но разум все не может найти покой.

Что, если я тогда, когда спасала свою жизнь, воспользовалась чем-то запретным? Чисто случайно? Инстинктивно? Только тогда были бы следы. Или же использовала не я, а на меня? Ауры жертв проклятий часто имеют такие же признаки, как и ауры чернокнижников…

Но я не чувствую себя проклятой.

— Хватит бояться, — говорит Чевинфорд, принимается покусывать мое ухо. С каждым его качанием чувствую электрический разряд, пробегающий от кончиков волос до пят. Мне становится жарко, будто солнце усилилось и решило показать всем, кто тут хозяин.

— Я знаю что поможет тебе расслабиться, — говорит он, достает из наплечной сумки небольшую плетеную бутылку, в которых наливают вина в южных странах. — Киренакское красное. Держал на особый случай.

Он откупоривает бутылку, нюхает содержимое, усмехается, делает несколько глотков и передает напиток мне.

Пожалуй, он прав. Мне действительно хочется выпить чего-то и забыться. Меня никогда не тянуло к алкоголю, пробовала лишь пару раз, больше за компанию и из интереса, чем из желания выпить. Кажется, сейчас пришел тот самый момент, когда смотришь на алкоголь как на успокоительное.

Делаю несколько глотков, и по коже проносится волна приятного тепла. Вино терпкое на вкус и обжигающе холодное. Наверное, бутылку обработали какими-то алхимическими снадобьями или магией. Крепость почти не чувствуется, но голова начинает легонько кружится, а лицо Чевинфорда слегка расплываться.

Проклятый капитан обнимает меня, аккуратно кладет на песок, я же оглядываюсь по сторонам. Вдруг кто на это все смотрит? Но рядом никого нет, лишь одинокие рыбаки сидят в своих лодках, и их точно больше интересуют поплавки, чем я.

Помогая Чевинфорду, расстегиваю свое платье, не хочу, чтоб он его порвал, не голой же до корабля добираться. Чувствую облегчение. Зря я выбрала этот наряд. Он точно не подходит под здешний климат.

От платья отрывается один из камешков, падает на блестящий песок, и я вижу в нем свое отражение. Оно слегка искажено. В нем мои глаза куда больше, чем на самом деле, а рот наоборот маленький.

Начинаю смеяться над своим видом, замечаю отражение Чевинфорда. Он тоже потерял свои пропорции — нос выглядит длинным, лоб высоким, глаза — один больше другого. Вижу и чувствую, как он проводит языком по моей шее. Кажется, что он слизывает с меня пыль, которой я была покрыта с самого рождения, но как только её убирают, кожа начинает дышать и чувствовать. Слышу его дыхание. С каждым мигом оно становится все более частым и отрывчатым.

— Останься, — шепчет он, убирая платье с моего плеча и обнажая плечо.