— Позволю себе высказать предположение, сэр, — вмешался стоявший рядом норвежец Йенс Гран, — что он не мог пойти на север, поскольку товарищи наткнулись бы потом на его тело; и на юг, по санному следу, он тоже не пошел, зная, что в этом направлении они стали бы искать его.
— Но этого он явно не хотел, — поддержал каюра Черри-Гаррард, — решив не обременять своих спутников даже похоронами, которые тоже потребовали бы времени и усилий.
Разделившись на две части, группа поиска еще более часа прочесывала все пространство на запад и восток от лагеря, а сам Аткинсон около мили прошел по старому следу. На всякий случай, уже хотя бы ради успокоения совести. И хотя тело найдено не было, очевидно, оно уже давно покоилось под толстым слоем снега, полярники решили возвести здесь из снега и льда символическую гурий-могилу.
В небольшой крест из бамбуковых шестов они вставили подписанную Аткинсоном и Черри-Гаррардом записку: «Вблизи этого места умер чрезвычайно отважный джентльмен — капитан Иннискиллингского драгунского полка Л. Э. Дж. Отс. В марте 1912 года, возвращаясь с полюса, он добровольно пошел на смерть в пургу, делая попытку спасти своих товарищей, застигнутых бедой. Эта записка оставлена спасательной экспедицией в 1912 году».
В период полярного лета ночь всегда оставалась понятием условным, поскольку темнота как таковая не наступала, тем не менее Аткинсон приказал группе отдыхать, чтобы утром отправиться в обратный путь. Но получилось так, что спутники доктора давно уснули, а сам он еще долго сидел на санном передке и отрешенно всматривался в безбрежье снежной пустыни. Он размышлял о бренности человеческой жизни и о том, стоит ли жертвовать ею ради постижения таких вот ледовых пустынь. Он восхищался багровым нимбом над куполообразной вершиной Бирдморского ледника и поражался способности человека отрешаться от насиженных, родных мест ради ледовых миражей Арктики, Канадского Севера или губительного зова Антарктиды.
— Знать бы теперь, что произошло с группой Виктора Кемпбелла, — возник рядом с санями Эпсли. — Причем времени на отдых у нас почти не будет. Уже сейчас нужно планировать поход в сторону Земли Виктории.
— Лучше всего было бы идти по прибрежному льду. Но сейчас он погибельно непроходим: трещины, разводья, прикрытые снегом полыньи.
Черри-Гаррард извлек из планшетки карту антарктического побережья и разостлал на передке рядом с начальником экспедиции.
— Поскольку рассчитывать на приход «Терра Новы» мы пока не можем, придется идти из Старого Дома в сторону глетчера Феррара.
— И продвигаться вдоль плато до тех пор, пока это будет возможно.
— Но пойдет ли этим путем лейтенант Кемпбелл?
— Если не пойдет, значит, погибнет в паковых льдах. Вот только знать об этом мы не будем. Если мы потеряем еще и группу Кемпбелла, тогда уж старая добрая Британия нам этого не простит.
Когда на обратном пути они вновь увидели могилу Скотта и его спутников, то восприняли ее появление так, словно возвращались с Крестового похода на землю предков. Во время привала у этого скорбного гурия Аткинсон записал в своем дневнике: «На следующий день мы снова побывали на месте упокоения троих наших товарищей и навсегда распрощались с ними. Одинокие в своем величии, они будут лежать здесь без каких-либо изменений, не зная тлена, в наиболее подходящей для себя в этом мире могиле».
Весь оставшийся до базового лагеря путь Аткинсон провел в мучительных раздумьях по поводу следующей спасательной экспедиции — к «Убежищу Эванса». На каждом привале он устраивал совет, определяя маршрут этого похода и состав группы. Он понимал, что люди устали, поэтому решил привлечь к поисковой экспедиции тех двоих матросов, которые оставались на базе, саму группу сократить до шести человек и брать с собой только наиболее крепких и только добровольцев.
Последний отрезок пути Аткинсон вел группу без привала. Все чувствовали близость базового лагеря, поэтому и люди, и животные напрягали последние силы, чтобы как можно быстрее преодолеть последний перевал и начать спуск к мысу Эванса. Предельно уставший, истощенный трудной дорогой, волнениями и бессонницей, доктор упал на перевале, и уже в бессознательном состоянии спутники уложили его на запряженные мулами нарты.
Довольно быстро придя в себя, Аткинсон уселся на передок рядом с каюром Граном, но тут же приподнялся и встревоженно всмотрелся вдаль. Поначалу ему показалось, что двоится в глазах, но в подзорную трубу, которую поспешно извлек из заплечного мешка, явственно различил, что у «Экспедиционного Дома», как любил называть его Скотт, стояло четверо полярников. Именно четверо, хотя встречать их должны были только двое. Вот они подались навстречу каравану, а тем временем из строения вышли еще двое.
— Кемпбелл жив! — прокричал он во всю мощь своих слабеющих легких. — Вы слышите: группа лейтенанта Кемпбелла сумела вернуться![65]
3
Двухмачтовый барк «Терра Нова» входил в залив Мак-Мёрдо так, словно после долгого путешествия возвращался в столичный порт, на причалах которого собралась половина города.