Погода, по антарктическим понятиям, выдалась чудесной, люди и животные чувствовали себя хорошо, поэтому, без особых приключений преодолев десять миль, Аткинсон уже присматривался к местности, чтобы определиться с лагерем. Поскольку до сих пор никаких следов экспедиции Скотта обнаружено не было, лейтенант уже не сомневался, что трагедия произошла где-то там, на моренах Бирдморского ледника, вершины которого просматривались теперь довольно отчетливо. Может быть, поэтому он поначалу не придал значения словам каюра Дмитрия, который, привстав на санном передке, указал кнутом в пространство впереди себя:
— Господин лейтенант! Там, в низине, что-то чернеет!
— Очевидно, гурий, — ответил за доктора Черри-Гаррард, который, как и начальник экспедиции, шел на лыжах рядом с санками.
— Гурии мы обычно ставили на возвышенности! — не согласился с ним каюр. — Кажется, там палатка! Или, может, иглу!
— Любителем иглу слыл Амундсен, а не Скотт, — заметил норвежец Йенс Гран, исполнявший роль погонщика мулов.
Пока они терялись в догадках, Дебенхэм, механик Дэй и еще кто-то из матросов рванулись вперед, чтобы обогнать шедшую в авангарде собачью упряжку и как можно скорее достичь того, что так заинтересовало русского каюра. Единственное, что на всякий случай успел крикнуть им вслед Аткинсон:
— Если там палатка!.. До моего прибытия ничего не трогать!
А сам подумал: «Не может такого быть! Неужели они погибли всего в одиннадцати милях от „Однотонного“ склада?! Вот уж действительно от судьбы не уйдешь!». И только тогда ощутил, что его охватило какое-то странное волнение, очень смахивающее на страшное предчувствие.
Это действительно была палатка Скотта. Полузанесенная снегом, издали она в самом деле могла показаться обычным гурием, этой «меткой антарктического бытия». Створки палатки были задернуты, и перед входом виднелись торчащие из снега вершины лыжных палочек, а дальше, рядом с бамбуковым шестом, который служил полярникам мачтой санного паруса, угадывались обледенелые очертания санок.
Выполняя приказ, матросы, первыми прибывшие к лагерю капитана, топтались у палатки, не решаясь заглядывать вовнутрь. Когда же Аткинсон вошел в нее, то прежде всего разглядел тело капитана Скотта. Умирая, он отбросил отвороты своего заиндевевшего спального мешка и расстегнул куртку, очевидно, для того, чтобы как можно скорее прекратить мучения. В мешке под плечом лейтенант обнаружил сумку с тремя записными книжками, которые тут же передал стоявшему рядом с ним Черри-Гаррарду.
— Отыщите там, — попросил, — последние записи, которые касаются причин гибели и судьбы еще двух участников экспедиции.
— Кого именно?
— Вот это мы сейчас и выясним, — произнес Аткинсон, осторожно снимая руку Скотта со спального мешка лежавшего рядом с ним полярника.
Это был доктор Уилсон. Верх его спального мешка, как и верх мешка лейтенанта Бауэрса, был закрыт над головами, так, словно они спали. Нетрудно было предположить, что капитан умирал последним и что это он закрыл лица своих товарищей.
— Я попрошу всех всмотреться в лица умерших, опознать их и назвать имена, — обратился доктор к своим спутникам. — Тогда мы можем быть уверены, что избежали ошибки при опознании. Обратите внимание: несмотря на то, что смерть настигла этих людей восемь месяцев назад, Антарктида сохранила их лики нетленными.
— И такими же нетленными будет сохранять их целую вечность, — с трудом сдерживая слезы, проговорил механик Дэй.
После того как все участники экспедиции опознали погибших, Аткинсон вслух прочел им те дневниковые записи, в которых речь шла о смерти унтер-офицера Эванса и ротмистра Отса, а также зачитал составленное Скоттом «Послание к общественности».
— Теперь мы имеем полное представление о том, как погибла экспедиция капитана Скотта, — завершил это чтение доктор, — а также убеждены, что капитан со своими спутниками действительно побывал на полюсе.
— Но был ли он первым? — как бы про себя обронил норвежец Гран. — Ведь в то же время к полюсу шел Амундсен, и вряд ли этот великий Норвежец уступил пальму первенства Скотту.
Командир экспедиции и Черри-Гаррард вопросительно переглянулись. Они, конечно, могли бы возразить каюру, попытаться убедить его, но понимали, что со временем точно такие же сомнения будут высказывать тысячи других людей разных национальностей и на всех континентах.
Отойдя к нартам с собачьей упряжкой, доктор опустился на их передок и несколько минут просидел так в полном молчании, лишь время от времени поглядывая на собравшихся возле него полярников.
— Внимательно осмотрите спальные мешки, сумки полярников, каждую найденную в палатке вещь, — проговорил он, когда дань памяти погибших была отдана. — Откопайте из-под снега сани капитана и попытайтесь отыскать фотоаппарат, соберите предсмертные письма полярников. Все это может нам пригодиться.