Полюс капитана Скотта

Не обращая внимания на удивленные лица Эванса и прочих полярников, капитан с романтической хитринкой в глазах осмотрел тот самый, санно-лыжный «тракт», уходящий к подножию ледового барьера, загадочно улыбнулся и пошел осматривать недавно спасенных собак, большая часть которых тоже пребывала в критическом состоянии. Эванс догадался, что и в партии Скотта произошло какое-то неприятное событие, но распространяться о нем капитану не хотелось, а глядя, на него, Уилсон, Мирз и все прочие тоже помалкивали.

Зато отзвуки этого события хорошо улавливались из разговора Скотта с лейтенантом Мирзом.

— Если мы намерены использовать собак с пользой для экспедиции, то всем, и прежде всего вам, Мирз, придется отказаться от сугубо русской привычки — приспосабливать собачьи упряжки для транспортировки людей. Я понимаю, что вам хотелось бы прокатиться на собачьих упряжках до самого полюса, но увы!..

— Я и теперь настаиваю на том, чтобы следующим летом мы отправились туда на нартах, налегке, приберегая свои ноги и силы для исключительно трудных участков, — уверенно подтвердил старший каюр экспедиции. — Поинтересуйтесь у русских каюров — Дмитрия и Антона. Разве, работая на Амурско-Сахалинском почтовом тракте, кто-либо из коллег Антона бегает туда-сюда через пролив, вслед за нартами, соревнуясь при этом с целой сворой крепких псов?

— Мое мнение о русском восприятии нарт как северных пролеток вам уже известно, — решительно осадил капитан старшего каюра. — Причем основано оно исключительно на нашем с вами горьком опыте. Хотя мы и назвали наш убийственный маршрут «Южным трактом», однако воспринимать экспедиционные нарты в образе пролеток было бы легкомысленно. На нартах должны перемещаться только грузы, мы же всегда должны бежать на лыжах или без них рядом с караваном. Поэтому уже сейчас нужно отрабатывать темп передвижения, знать расстояние, которое мы способны без особого вреда для здоровья, своего и животных, преодолевать от стоянки до стоянки. — Капитан умолк, а затем вдруг неожиданно сказал: — Впрочем, эти упряжки, собачьи и лошадиные, создают столько проблем и заставляют настолько увеличивать размеры грузов, что следует подумать, нужно ли рассчитывать на них при решающем рывке к полюсу.

— Именно этот вопрос меня больше всего и занимает, — пробормотал Мирз, стойко удерживаясь от того, чтобы вновь затевать с капитаном полемику по поводу использования собачьих упряжек. Одну из тех, которые возникали между ним и Скоттом уже не раз и которые всегда сбивали с толку подчиненных ему каюров.

Отведя своей группе четыре часа на сон, капитан поднял ее и с одной собачьей упряжкой двинулся в сторону Старого Дома. Этот участок Южного тракта был прекрасно знаком не только полярникам, но и собачьему вожаку, поэтому добрались они до Хат-Пойнта без каких-либо приключений и не брезгуя давним русским способом передвижения.

Эту аварийную хижину Скотт всегда воспринимал с каким-то особым чувством, словно возвращался не в полярную хижину на берегу заледенелого моря, а в окруженную садом родительскую усадьбу Аутлендс, примыкавшую к городской черте Сток-Дэмэрела, что неподалеку от Плимута.

Да, здесь частица его, капитана Скотта, прошлого, его жизни, его души. Но здесь же теплилась и его надежда на тот великий успех, ради которого он прибыл на эту «мертвую землю мертвых» и на который он, подобно азартному игроку, поставил решительно все: несколько лет жизни, если только не всю жизнь, свою репутацию полярного исследователя, свою славу.

Старый Дом встретил их пустотой, сквозь которую, однако, просматривалось недавнее присутствие здесь людей — настолько он был подчищен, убран, приготовлен для встречи новых постояльцев. Ответ на вопрос о том, кто тут хозяйничал, лейтенант Эванс обнаружил на листике, приколотом к стене дома. В записке доктор Аткинсон, которого после операции на пятке капитан отправил «в тыл» в сопровождении матроса Крина, сообщал, что на мыс Эванс, на базу, заходила «Терра Нова» и что Кемпбелл передал «важное письмо» для капитана Скотта, которое находится в почтовом мешочке. И тут же Аткинсон уведомлял, что вместе с Крином отправляется к лагерю «Безопасный». Полярники осмотрели весь дом, однако почтового мешочка так и не обнаружили.

— Очевидно, в последнюю минуту доктор Аткинсон решил прихватить мешок с собой, рассчитывая застать вас в «Безопасном» или встретить на Южном тракте, — выдвинул догадку Эванс, — однако вносить изменения в записку не стал или же забыл сделать это. Ну а к «Безопасному» эти скитальцы Антарктики пошли другим путем, а посему с нами разминулись.

— А «важное письмо», очевидно, касается появления в близлежащих водах судна Амундсена, — мрачно предположил Скотт.

— Неужели Норвежец до того обнаглеет, что решится расположить свой лагерь неподалеку от нашего? — усомнился Эванс.

— А что еще могло заставить Кемпбелла отставить высадку в указанном ему районе и вернуться на судне в экспедиционный лагерь?

— Не хотелось бы, чтобы Норвежец оказался бок о бок с нами и решился устраивать гонки на опережение.