Полюс вечного холода

Его не связывали с Арбелем узы дружбы. Какое там, если знакомы без году неделя? Наоборот, частенько вздорили, потому что почтовый чиновник рьяно отстаивал свое мнение, которое далеко не всегда совпадало с мнением Вадима. Но дни, проведенные вместе, в команде, что-нибудь да значили. Довольно уже и потери Юргэна. Каково будет жить с осознанием, что еще один соратник отправился к праотцам и никто не попытался его выручить?

Вадим вышел бы под обстрел и беспременно сгинул, но из пещерных недр прозвучало вдруг не повелительное, а просящее:

– Эчин… Эндикит. Не ходи туда, нельзя.

Он круто развернулся. В дальнем конце подземного коридора стояла Эджена.

* * *

Арбеля не убили, хоть и гвозданули весьма чувствительно в бок ружейной ложей.

Его вины в том, что отстал от своих, не было ни грамма. Когда зажужжал губительный рой и все побежали к расщелине, он не мог сделать ни шагу. Окаянный приступ сковал руки и ноги.

Сказать по правде, такое после начала целительных сеансов Фризе произошло впервые. Терапия немца помогала, Арбель чувствовал себя почти здоровым. Однако физические и эмоциональные перегрузки на Лабынкыре сыграли роковую роль, и в самый неподходящий момент он одеревенел, как Пиноккио, с той разницей, что тот все-таки имел способность двигаться.

Его свалили наземь и добили бы, как предсказывала Генриетта, если бы не вмешался Толуман.

– Суох! Тыытыма! – напустился он на своих приспешников, и они расступились.

Лежащий Арбель кашлял и скреб вздымавшуюся толчками грудь. От этих движений из кармана выпал медальон – тот, что Вадим изъял у заколотого штыком бандита в поезде на перегоне между Свердловском и Тюменью. К нему и примагнитился ястребиный взор шамана.

– Где вы это взяли? – сорвался с уст вещуна приглушенный возглас на чистейшем русском языке. – Вы посланы оттуда?

Арбель ни сном ни духом не ведал, о чем говорит этот гаер и почему он вдруг сменил наречие. Но и тупица бы догадался, какой ответ на поставленный вопрос будет правильным.

– Да. Я оттуда… Уберите этих, мешают… уф!..

Толуман ненадолго перешел на якутский, отдал распоряжения, и Арбеля перенесли к озеру, уложили в вытащенный на берег челнок. Приступ мало-помалу проходил, к суставам возвращалась подвижность. Арбель приподнялся на локте, выплюнул розоватый, с зеленью, сгусток. Толуман терся рядом, изнывал от нетерпения.

– Как вас зовут? Вы у нас еще не бывали… А где Кудрявцев? Не смог?

– Кудрявцев приболел, – брякнул Арбель наугад, пропустив мимо ушей вопрос относительно имени. – Скарлатина. Я за него.

– А почему не один? Есть же непреложный закон по поводу конспирации… Кто эти люди с вами?

Странно было слышать, как чучело в балаганных одеяниях безупречно изъясняется на великом и могучем и употребляет такие слова как «непреложный» и «конспирация».

– Я встретил их в полусотне верст отсюда. Они из Якутска, что-то изучают… уф!.. Нам было по пути, я и присоединился. Эта тундра мне не очень знакома, идти с сопровождением безопаснее.

Арбель лепил легенду на ходу, времени на обдумывание не было. В глазах Толумана проскочило недоверие.

– Разве Кудрявцев не посвятил вас в наши правила? Вы поступили опрометчиво. Повелитель будет недоволен.

– Кудрявцев в тяжелом состоянии. Он передал мне главное, обозначил маршрут и свалился с горячкой.

Эх, выведать бы кто этот Кудрявцев и, что важнее, кто такой Повелитель! Но напрямую не спросишь, а окольных путей пока не намечается.

Толуман лизнул взглядом пещеру в окружении стрелков.

– Ваши попутчики подлежат ликвидации.

– За что вы с ними так? – спросил Арбель, постаравшись не выдать обуревавших его чувств. – Они добропорядочные люди, отпустите их с миром.

– Не имею права. Среди них, похоже, есть чекисты… У меня указание уничтожить всех. Но у вас пароль, вы – исключение. С ними же будет покончено.

– Есть ли в этом необходимость?

– Наипервейшая. Они могли догадаться, кто вы… Так или иначе, они проникли туда, куда не следовало.

Арбель закашлялся, но уже притворно. Паралич отпустил, можно было встать, однако он специально притворялся немощным. Передышка должна позволить ему привести мысли в порядок, обдумать линию поведения.

Глядя над бортом лодки, он расценил положение своих товарищей как не самое безнадежное. Да, они замкнуты в расселине, но наскоком их не возьмешь. Отсиживаться внутри можно и сутки, и двое, пока голод с жаждой не станут нестерпимыми.

Что ж, сутки-двое – это немало. Сейчас надо подумать о себе. В молодости он не без успеха выступал в любительском театре, а однажды сумел подменить заболевшего актера в гастролировавшей по Смоленщине труппе Станиславского. Мэтр хвалил его артистические способности. Вжиться в роль – не проблема, но он никогда не играл в пьесах, чей сюжет ему неизвестен. Что за роль и кто партнеры? Предстоит импровизация без какой-либо опоры, а гонорар за удачно отыгранное представление – жизнь…

Толуман, гадина, подбросил новый ребус:

– Вы принесли?

– Что?

Нельзя было так спрашивать, но и по-другому не получилось. Недоверие в гляделках псевдошамана обозначилось еще явственнее.