Полюс вечного холода

– Я ее с прииска приволок! – кипятился Федор Федорович. – На кой ляд здесь искать?

– А страшилища? – пискнула Генриетта. – Если они не от радиации такими уродились, то отчего?..

Ее не услышали. В разгар перепалки Забодяжный едва не заехал своему лечащему врачу кулаком в шнобель. Распрю прекратил Вадим.

– Р-радиацию поищем позже. Морозы усиливаются, следующей ночью можем окочуриться. Поэтому в первую очередь нужно подумать о жилье. Но для начала выбрать место, где не застигла бы никакая вражья сила.

– Ты знаешь такое место? – взмахнула ресницами Генриетта.

– Помните избу Мышкина? Подойти к ней по суше затруднительно, а плеск весел я за пять верст услышу. Предлагаю перебазироваться туда.

– Но у него же изба махонькая… Мы все не поместимся! Волхвовал волхв в хлеву с волхвами.

– Ютиться у него мы не станем. На берегу р-рядом просторно, там и р-разместимся. Только для этого предстоит переправиться на западный берег.

– Опять кругаль давайт? – приуныл Фризе. – Туда-сюда, туда-сюда…

– Пешком не пойдем, поедем по воде.

– Ист эс ви?

– Сделаем плот. Переплывем напрямик, на берегу р-разберем его и поставим что-нибудь наподобие индейского вигвама.

Для реализации этой идеи вернулись на отмель, где Забодяжный зарыл свой золотой запас. Здесь ширина озера составляла около четырех километров – сущий пустяк, как выразился Арбель. За березняком высился сосновый лесок, стволы нужной толщины подобрали быстро. В распоряжении экспедиции имелись топоры, но не было ни молотков, ни гвоздей, поэтому плот скрепили при помощи разрезанного на полосы брезентового полотнища.

Пока товарищи обкатывали получившееся транспортное средство, Вадим прошелся в рощицу. По кровавой дорожке вышел туда, где когтистая зверюжина напала на Федора Федоровича. Орошенный красным ягель местами был выкорчеван, на рыхлой земле виднелись отпечатки лап. Не тигриных – медвежьих. Тремя годами ранее в Кольском Заполярье Вадим столкнулся с шатуном. Бр-р! Не пожелал бы повторения того рандеву.

Он уже собирался вернуться на берег, где его спутники готовились к отплытию, но боковым зрением зафиксировал взгорок, видневшийся за рядами берез, и пошел проверить. Земля была набросана кое-как, слипшимися комьями. Он разворошил ее отломанным от дерева суком и обнаружил то, чего совсем не ожидал увидеть.

…Отчалили после полудня. Конструкция вышла хлипкой, плохо скрепленные бревна разъезжались, и требовалось балансировать на них, чтобы не провалиться ногой в зазор. Мужчины – все четверо – стояли по краям и подгребали импровизированными веслами, выструганными из тонких сосенок. Площадь лопастей была невелика, поэтому продвигались крайне медленно. Генриетта порывалась поучаствовать в гребле, но ей велели сидеть в центре, дабы не нарушать равновесия.

Вадим испытывал неприятный мандраж. А ну как вынырнет из пучины какой-нибудь Левиафан почище акулы-налима и разнесет утлое суденышко в щепы?

С плота открывался превосходный обзор, и при других обстоятельствах любование красотами Лабынкыра доставило бы путешественникам истинное удовольствие. Видны были и островки, которые Вадим приметил еще в первый день. Он снова насчитал три, то есть исчезнувший клок земли тоже показался над водой. Явление выглядело совершенно необъяснимым.

Они преодолели больше половины дистанции, озеро не преподносило сюрпризов. Поднявшееся солнце прогрело воздух, иней стаял, сделалось тепло. Вадим, шевеля веслом, поглядывал на приближавшийся берег. Можно было различить скалы, но вместо домика Мышкина почему-то помигивала красноватая звездочка. Вадим приказал своим прекратить движение и расслышал гул и треск, как будто раздувается большой пожар.

– Гера, бинокль!

Так, сокращенно, Генриетту прозвали в отряде с легкой руки Арбеля. Она поначалу обижалась, но он довел до ее сведения, что Гера – это верховная богиня Олимпа, жена Зевса, покровительница брака и домашнего очага. Брак с очагом Генриетте приглянулись, она перестала дуться и на новое имя отзывалась с готовностью.

Вот и теперь с быстротой вышколенной служанки она протянула Вадиму бинокль. Он, расставив ноги на качавшемся плоту, поднес оптику к глазам. Изображение туманилось, он подкрутил настроечный винтик. Нет, дело не в настройке! Это валил дым от избы Мышкина. Она вся была охвачена огневыми всполохами, лизавшими ее от подножия до конька крыши. Людей на берегу Вадим не увидел, но их могла застить черная, с карминными прожилками, дымовая завеса.

Он перебросил бинокль Генриетте и ухватился за весло.

– Поднажали! У Мышкина дом горит!

Вадим черпанул чересчур сильно и еле устоял. Плот заколыхало, одна из брезентовых связок лопнула.

– Потише! – крикнул Арбель. – Бревна расползаются… уф!..

Разогнать неуклюжее плавсредство не представлялось возможным. Развались оно на части – и все пассажиры окажутся в купальне, по сравнению с которой крещенская иордань покажется парилкой. А до суши еще плыть и плыть.